— Кто-то еще это почувствовал?
— А? — да, не самый умный ответ.
— Сквозняк?
— А. Нет. Не знаю. Никто ничего не сказал.
Он раздраженно на нее посмотрел.
— Грейнджер, ты же часами не затыкаешься, так что если подобное повторится, попробуй спросить.
Она зло на него посмотрела, что, похоже, вообще ничуть его не взволновало. Она даже не попыталась рассказать ему о подозрении, которое в последнее время исходит от Джинни — для Малфоя это все равно не будет иметь никакого значения, а у нее отберет времени, которого нет.
— Ты нашел что-нибудь важное?
— Нет, — он открыл сумку, какое-то время в ней копошился и вытащил одну из книг, что она дала ему вчера.
Она взяла ее, смахивая воображаемую пыль с обложки.
— Нам нужно снова здесь встретиться после обеда. На случай, если что-то случится.
Он сомневался, но видение все еще стекающей воды, похоже, подтолкнуло к решению.
— Хорошо.
— Прекрасно, — устало ответила она и повернулась к столу.
***
Гермиона шла позади Падмы и Парвати, которые держались за руки и смеялись в компании семикурсницы с Рэйвенкло по имени Элис. Гермиона сконцентрировалась на ступеньках и нахмурилась, пытаясь отогнать ощущение, что за ней наблюдают. За время поисков крестражей она приобрела не совсем здоровую предрасположенность к паранойе, поэтому теперь инстинкты подсказывали ей проверять свои ощущения, когда логика настаивала на том, что она не сумасшедшая, чтобы приходить в ужас от видения.
Она держалась за свою злость на того, кто это сделал, и гадала, как он себе представлял происходящее.
Рука Джинни задевала ее при каждом шаге; Гермиона плотнее куталась в мантию, поскольку, чем выше они поднимались, тем холоднее становилось. Она пыталась понять, наложили уже чары, контролирующие температуру, или нет — в «Истории Хогвартса» говорилось, что обычно их накладывали на совятню в ноябре, но, похоже, пока этого не произошло.
— Ты написала письмо Гарри? — спросила Гермиона, пытаясь нарушить тягучее молчание, которое окутало Джинни.
Гермиона намеренно вела группу, минуя все места, которые еще больше смогут испортить Джинни настроение, но казалось, чем ближе они подходили к совятне, тем напряженнее становилась ее спина. Гермиона держала в руках письмо к Гарри, в котором сообщала, что не приедет в эти выходные. Она хотела попросить Джинни включить это и в ее письмо, но, похоже, это была очень плохая идея.
— Да. Я все еще не понимаю, как может Макгонагал не дать обычным семикурсникам выходной, или хотя бы разрешить Гарри и Рону приехать. Они войну здесь выиграли, но почему-то впустить их в Школу — против правил.
Гермиона прикусила язык, чтобы остановить сильное желание продекламировать правила. Какое-то время стояла тишина, пока Джинни снова не заговорила, теперь ее голос звучал ниже:
— Не понимаю, зачем им нужно было становиться аврорами. Мы не должны были больше о них волноваться.
Гермиона поссорилась с Роном на целую неделю, пытаясь убедить его найти нормальную работу и отказаться от приключений и опасности. Это оказался не самый правильный выбор слов, но она была напугана. Она до сих пор боялась. Но еще осознавала, что это являлось большой частью Гарри и Рона, которые, в отличие от нее, даже попытаться не могли стать кем-то иным, отрекаясь от того единственного, что некогда их определяло. Потому что это всегда будет их определять. Они восемь лет провели в борьбе со злодеями. Гарри и Рон никогда не остановятся — она не думала, что смогут.
Любить их было легко, но иногда ей казалось, что это самое сложное из того, что ей приходилось делать.
— Ну, хотя бы рождественские каникулы близко, — сказала Гермиона, возможно, слишком оптимистично для того, чтобы это казалось правдой.
Джинни хмыкнула.
— Точно.
Гермиона скривилась, когда открыла рот, чтобы сказать то, о чем думала:
— Через две недели у нас выходные в Хогсмиде. Может быть, Гарри сможет приехать туда, и вы где-нибудь встретитесь.
Она уловила блеск в темных глазах Джинни, а затем и оскал, когда Элис заворковала, услышав такую идею. Парвати промолчала, но Гермиона решила, что это не из-за боязни нарушить правила, а больше из-за письма Рону, которое Лаванда всунула ей, яростно подмигивая в попытке пытаясь сделать это незаметно. Гермионе было все равно, но если вспомнить, что вчера они насмехались над ее волосами, она была бы более чем рада утопить всех троих в их же неловкости.
— …в полдень так что можно успеть выпить чая, походить по магазинам и пообедать.
Гермиона замедлила шаг, когда их голоса стали более возбужденными.
— У него может не получиться…
— О, вам стоит договориться на субботу, чтобы ты могла купить платье в пятницу! Я видела новое, его только что привезли…
Гермиона закатила глаза, что не было хорошей идеей для широкой крутой лестницы в слабом свете Люмоса. Она споткнулась, но удержалась за стену, из-за холода ее рука онемела. Она резко отняла руку, пытаясь стряхнуть холод с кожи, и посмотрела на камни, которых только что касалась. Это было странно. Они не должны быть такими холодными.
Волна паранойи вернулась, волоски на руках встали дыбом. Она перевела глаза на стену, освещая ее так, чтобы был виден только камень; Гермиона могла поклясться, что кто-то за ней наблюдает.
Запах совиного корма и помета ударил в нос, из-за чего взволнованная болтовня прервалась нытьем через зажатый нос. Они зашли в залитую лунным светом комнату под шелест тысячи шелестящих перьев, и странное чувство, которое она испытывала, усилилось из-за сотен глаз, блестящих в темноте.
— Давайте поторопимся, — прошептала она, и направилась к ближайшей сове, на ноге которой еще не было письма. Чем быстрее она вернется в свою комнату и займется учебой, тем будет лучше.
***
Гермиона прищурилась, глядя на крошечные узкие надписи на полях пергамента.
Обычно у Малфоя был превосходный почерк, но поля, видимо, были не его коньком.
«Не может… ли… быть трансфигу… не может ли это быть трансфигурацией? Потому что противно… противодействия…»
При спешке ему с трудом удавалось смешивать печатные буквы с рукописными. Может быть, печатные буквы были настолько неряшливыми, что просто казались прописными — из-за этого у нее разболелась голова.
Как только она расшифровала записи, они показались ей интересными. А вести заумную беседу с ним в голове через эти записи казалось лишь немного более странно, чем делать это напрямую в последнюю их встречу. Она…
Гермиона посмотрела на бумагу, сжала в руке, сминая уголок. Она старалась не смотреть вокруг. Это скоро пройдет, и единственный способ сделать так, чтобы это случилось — продолжать смотреть разбросанные вокруг в книги и записи. Видения сами по себе уже достаточно отвлекали от учебы, так что… Гермиона вздрогнула, когда ее взгляд упал на очередную пару глаз; она подалась назад и схватила палочку с прикроватного столика. В секунду она вскочила на ноги, пергамент зашуршал, а книги попадали с кровати. Глаза внутри стены смотрели на нее, и Гермиона выдохнула, когда стена покрылась рябью и из нее появились плечи, туловище и сжатая рука. Он… оно было того же цвета, что и камень, а когда не двигалось и закрывало глаза, идеально с ним сливалось.
Оно наклонилось вперед так сильно, что голова оторвалась из стены, показывая изогнутый нос и лысый череп с тремя вмятинами на макушке. Оно широко открыло глаза и посмотрело на нее; сердце Гермионы бешено заколотилось. «Это не на самом деле. Это всего лишь магия, которая не может ко мне прикоснуться», — напомнила она себе, но это не особо успокаивало пульс крови.
Ей нужно подойти ближе. Конечно, она бы предпочла оставаться на другой стороне комнаты, пока оно не исчезнет, но никаким еще способом она сможет проверить, имеет ли оно какое-либо физическое воздействие. Гермиона тяжело сглотнула, собралась с силами и обошла кровать. Она приближалась, вытянув руку с нацеленной на видение палочкой. «Это не по-настоящему, не по-настоящему».