Выясняется, однако, что Вивиани и Торричелли начали, а уж в связи с их экспериментами возникли вопросы, на которые ответил Паскаль. Для этого он поставил ряд собственных опытов, доказав, между прочим, что пустоту, хоть и не абсолютную, но не содержащую воздуха, получить вполне возможно.
- А иезуиты при чем? - цепляется Фило. - Им-то что до какой-то безобидной пустоты?
- Странный вопрос, мсье. Ведь по их понятиям Бог - везде. Богом проникнуто все и вся. Допустить существование пустоты - значит признать, что в ней нет бога. Понимаете теперь, как переполошило святых отцов безобидное, на ваш взгляд, открытие? Они тотчас объявили, что Торричеллиева пустота заполнена сильно разреженным воздухом и потому она пустота не настоящая. При этом больше всех суетился отец Ноэль: почтенный перипатетик счел своим долгом вступиться за Аристотеля. Он отправил Паскалю заумнейшее послание, где говорилось, что пустота - понятие явно несовместимое со здравым смыслом, ибо она - пространство, а всякое пространство есть тело... Паскаль в ту пору был тяжко болен, что не помешало ему вежливо высечь отца Ноэля в ответном письме.
- А он что? - интересуется Фило. - Небось разразился проклятиями?
- Эх, мсье, плохо вы знаете иезуитов! Ноэль отвечал кротко, с велеречивым смирением. Он-де изменил свое мнение о пустоте под влиянием доводов Паскаля, а потому не обидится, если тот по болезни ему не ответят. Не имея охоты к бессмысленным спорам, молодой ученый и впрямь промолчал. А иезуиты только того и дожидались! Они распустили слух, будто он потому не ответил, что признал себя побежденным.
- Но ведь это же низость! - возмущается Фило.
Бес философски пожимает плечами. То ли бывает! По части провокаций святым отцам ни один черт в подметки не годится. А уж о Ноэле и говорить нечего! Подстроив одну гадость, он тотчас приступил к следующей: состряпал несколько путаных сочинений, нафаршированных злобными выпадами против сторонников пустоты. В одном из них - оно называется "Полнота пустоты" и посвящено принцу Конти - преподобный отец совершенно недвусмысленно призывал влиятельного аристократа строго покарать нечестивцев, которые оклеветали природу на основании плохих опытов и ложных выводов.
- Ну, а Паскаль? - пристает Фило. - Как отнесся к этому он?
- Продолжал размышлять об опытах Торричелли, мсье. На сей раз ему захотелось выяснить, что удерживает ртуть в трубке на определенном уровне. Собственно, правильную догадку высказал уже Торричелли: жидкость поднимается лишь до тех пор, пока не уравновесится внешним воздухом. Но догадка догадкой, а доказательство доказательством. И Паскаль приступил к опыту на горе Пюи де Дом. К тому самому опыту, который подтвердил существование атмосферного давления.
Но Фило давлением не интересуется. Ему до смерти любопытно, как повели себя отцы-иезуиты, когда пустота в трубке стала доказанным фактом. Небось продолжали долдонить свое?
- Еще одна ошибка, мсье, - вздыхает бес. - Отрицать существование пустоты после доскональнейших опытов Паскаля не было никакого смысла. И мстительные святоши придумали новую подлость: обвинили его в плагиате. Он, дескать, приписал себе опыты, которые в действительности принадлежат Торричелли. Вот вам типичный образчик иезуитской снисходительной морали.
Филоматики озадачены. Как он сказал? Снисходительная мораль? Это что же такое?
- Хитрая штука, мсье! - отвечает бес. - Требования христианской религии суровы: не убий, не укради, не прелюбодействуй, не преступи клятвы своей... Заметьте, здесь что ни фраза, то "не", и отцы-иезуиты очень скоро сообразили, что на этом "не" далеко не уедут. Вот они и напридумали множество послабляющих оговорок и хитроумных условий, которые позволяют им оставаться чистыми перед лицом Господа, наживаясь, властвуя и живя в свое удовольствие. Это называется у них казуистикой.
- Казуистика... От латинского "казус" - "случай", - сейчас же определяет Фило.
- Совершенно верно, мсье. Так сказать, руководство на случай, применительно к обстоятельствам. К примеру, судья разбирает тяжбу, где обе стороны приводят одинаково достоверные доказательства своей правоты. Как ему поступить? Не знаете? А казуистика - она все знает. По ее мнению, дело надо решить в пользу того, кто дал судье некую мзду.
- Тьфу! - в сердцах сплевывает Мате.
- А вот вам другой случай: клятва. Дать слово и не сдержать его - грех это или не грех? Конечно, грех, говорят казуисты, но... Но только в том случае, если, давая обещание, вы намеревались сдержать его. Если же такого намерения у вас не было, поступайте, как вам заблагорассудится.
- Да ведь этак можно оправдать любую мерзость! - наивно изумляется Фило.
- Все! Решительно все, мсье. Даже убийство. Сказать, например: "Я хочу убить этого человека!" - не просто грех, а грех номер один. Но стоит добавить про себя: "Если так угодно Богу", - и ты уже чист как стеклышко...
- К черту! - вскипает Мате, с ненавистью глядя на благостную физиономию Ноэля. - Асмодей, несите нас прочь отсюда! И ни слова больше об иезуитах. Слышать о них не могу!
- Как угодно, мсье, - привычно склоняет головку тот. - Попрошу, однако, отметить, что история с пустотой была первым столкновением Паскаля с иезуитами.
- А что, будут разве другие? - любопытствует Фило.
- Всенепременно, мсье. И уж тогда святым отцам несдобровать! Запомнят они Паскаля. Он им такое устроит...
- Кто? Он?! Юноша на высоко взбитых подушках? Такой болезненный, такой слабый...
Но бес только ухмыляется в свои щегольские усики. Мсье плохо знает иезуитов, а уж Паскаля - подавно!
ЧЕЛОВЕК-СЛУЧАЙ
Фило разгневан. В конце концов, это несносно! Его воспитывают с утра до ночи. То Мате, то Асмодей. Того он не знает, этого не угадал... Но теперь баста! С этой минуты он не дает себя в обиду.
- Асмодей! - произносит он тоном восточного деспота. - Что-то вы больно дерзки стали, милейший. Попридержите язык и займитесь делом. Меня интересует вон тот четырехугольный двор с аркадами понизу. Хотя для двора он, пожалуй, слишком велик. Так что скорей всего это площадь, и очень, надо сказать, красивая. Хорошо бы узнать, как она называется.
Асмодей молчит.