- Была бы у меня такая память, не сидел бы я на базаре, - сказал Хасан скорее грустно, чем насмешливо.
- А как он знает Коран9! - Али закатил глаза. - Тут с ним ни один знаток не сравнится. Даже такой знаменитый богослов, как Газали. По этому поводу расскажу тебе еще один случай. Раз оба они - Хайям и Газали - были в одном высоком доме. Вдруг между гостями зашел спор о том, как следует читать какой-то стих из Корана. Спорили долго, а все без толку. Тогда хозяин сказал: "Обратимся к знающему!" - и попросил Хайяма рассудить спорщиков. Так тот не только разобрал их ошибки, но и привел все известные разночтения этого стиха и даже объяснил все противоречивые места. Газали был так восхищен, что поклонился Хайяму до земли и сказал: "Сделай меня своим слугой и будь милостив ко мне, ибо нет ни одного мудреца в мире, который знал бы все это наизусть и понимал так, как ты".
- Хорошо ты рассказываешь, век бы тебя слушал, но одного все-таки не пойму. - Хасан нагнулся к самому уху Али и зашептал: - Ведь Хайям, говорят, безбожник. Зачем безбожнику копаться в Коране?
Али тонко улыбнулся:
- Вопрос - что вертел. У него два конца. Если Хайям так сразу и родился безбожником, тогда ему, конечно, в Коране копаться незачем. Но если он изучил Коран сначала, - что мешает ему стать безбожником потом?
- Ну и голова у тебя, Али! - воскликнул Хасан. - Быть бы тебе везиром, а не фазанов жарить. Так ты, стало быть, думаешь, оттого Хайям и безбожник, что слишком хорошо разбирается в Коране?
- Э, в чем он только не разбирается! Хайяму многое ведомо. Недаром его считают преемником великого Ибн Сины10. Он и лекарь, он и звездных дел мастер. Нет у нас человека, который лучше его сведущ в языках, законах, в науке о числах... Клянусь Аллахом, назначь его завтра поваром, - он и тут превзойдет всех!
- Даже тебя?
- Даже меня. Он, если хочешь знать, в тонких кушаньях донимает не меньше, чем в звездах. По этому поводу вспомнилось мне одно его изречение. Ты, говорит лучше голодай, чем что попало есть, и лучше, говорит, будь один, чем вместе с кем попало!
- Золотые слова! - Гасан озорно подмигнул. - Это он тебе сам сказал?
Повар хотел обидеться, но не выдержал - засмеялся.
- Ехидный ты человек! И за что только я тебя люблю?
- За веселый нрав, должно быть, - продолжал балагурить Хасан. Как-никак единственная ценная вещь в моем доме. Слушай, а верно говорят, что Хайям мастак предсказывать погоду по звездам?
- По звездам? - с сомнением переспросил Али. - Слышал я, настоящие ученые считают, что ни судьбы, ни погоды по звездам не предскажешь. Но если они правы, так, значит, Хайям знает какие-то другие приметы, потому что погоду он предсказывает замечательно.
- А по этому поводу тебе ничего не вспомнилось? - подначивал Хасан.
Али снова засмеялся.
- На твое счастье, вспомнилось. Раз покойный наш султан задумал устроить охоту и послал спросить у Хайяма, когда лучше ее начинать, чтобы не было несколько дней кряду ни дождя, ни снега. Двое суток думал Хайям, на третьи сам отправился во дворец и назначил день выезда. Едва султан сел на коня и отъехал на несколько шагов, как небо затянуло тучами, налетел сильный ветер и началась снежная вьюга. Все кругом засмеялись, и султан хотел уже повернуть обратно, но Хайям сказал, что вьюга сейчас кончится и пять суток подряд погода будет ясная.
- И что же, сбылось его предсказание?
- Стал бы я тебе иначе рассказывать... И такого-то человека прогнали со службы!
Друзья помолчали.
- Счастливый ты все-таки, Али, - позавидовал Хасан. - Живешь во дворце, самого Омара Хайяма видел.
- Где там! - отмахнулся повар. - Раза два-три издали, да и то со спины...
- Понимаю, - подморгнул Хасан, - он не заходит к тебе на кухню, ты не заглядываешь к нему в обсерваторию... Но не огорчайся. Я его и со спины не видал. Что ему делать в моей бедной лавчонке!
- Боюсь, скоро и она станет ему не по карману, - сказал толстяк со вздохом. - В наши дни ученый человек без богатого покровителя что перепел на сковородке.
- Говорят, к Хайяму благоволил Низам аль-Мульк, - заметил Хасан.
- В том-то и дело! Оттого-то к нему и не благоволит Туркан-хатун. Ведь Низам был ее злейшим врагом, и, когда умер Малик-шах, немалых трудов стоило ей усадить на престол своего Махмуда. Несколько сот гулямов11 пируют у нее ежедневно, я-то знаю! А иначе...
Хасан предостерегающе приложил палец к губам: в кофейню входил посетитель.
- Ну, спасибо за гостеприимство, - сказал Али, с сожалением поднимаясь с места. - В следующий раз договорим! - шепнул он Хасану, выходя из лавки.
Тот церемонно поклонился:
- Мой дом - твой дом!
В ГОНЧАРНОЙ
- Мате, голубчик, умоляю... Перестаньте кричать! - канючил Фило, едва поспевая на своих коротеньких ножках за долговязым товарищем. - Нас примут за сумасшедших.
- Оставьте, пожалуйста! - отбрыкивался Мате. - Здесь все кричат. Хайя-а-ам!
- Но это неприлично. Где вас воспитывали?
Упоминание о приличиях только подзадорило Мате: он завопил еще громче. Тогда Фило прибег к хитрости.
- Не могу больше, - простонал он, опускаясь на землю. - Задыхаюсь...
Что ни говорите, а слабость - великая сила!
Мате испуганно обернулся и бросился к своему спутнику: ему дурно? Что у него болит?
- Точно не знаю, - умирающим голосом произнес Фило, - скорей всего, кардиоида.
Но Мате даже не улыбнулся.
- Тут рядом какой-то домишко. Можете вы пройти несколько шагов?
Домишко оказался гончарной мастерской. Пожилой бритоголовый гончар - в темной чеплашке, с засученными выше локтя рукавами - без всяких расспросов указал незнакомцам на старую кошму, принес откуда-то ячменные лепешки и кувшин с кислым молоком, потом снова уселся за свой круг и принялся за прерванную работу.
При виде еды Фило поразительно быстро выздоровел. К удивлению своему, Мате тоже обнаружил, что зверски голоден, и с аппетитом набросился на скромное угощение.
Поев, он почувствовал блаженную усталость. Молоко и лепешки показались ему необычайно вкусными, кошма - мягкой, запах мокрой глины восхитительным. Мерный скрип гончарного станка завораживал, от него становилось спокойно и уютно...