- Вечная история, - грустно философствует Мате. - Один подводит к открытию, другой его делает, стяжая славу и признательность.
- Нет, нет, мсье! На сей раз все не так. Из тысячи моих благодарностей пятьсот... нет, даже шестьсот принадлежат вам. А теперь - о ревуар. До свиданья, мсье.
Филоматики уныло переглядываются. Им и в голову не приходило, что Асмодей может их покинуть. Они так к нему привязались! Но бес только плечами пожимает. Ничего не поделаешь. Се ля ви! Такова жизнь.
Он в последний раз опускает приятелей на пустынную Королевскую площадь и, взмахнув своим серо-алым плащом, взвивается в воздух.
Отчаянный вопль из двух возмущенных глоток возвращает его с небес на землю.
- В чем дело? - спрашивает он невинно.
- Будто вы не знаете! - разоряется Мате. - Автографы! Где обещанные автографы?
Злокозненно улыбаясь, Асмодей прикладывает ладонь ко лбу. Ай-ай ай, какая накладка! Склероз. Склероз. Явный склероз...
Он вытаскивает из рукава сразу шесть визитных карточек с росчерками Мольера, Паскаля и Ферма. Три для Мате и три для Фило.
- Ну как, довольны, мсье?
Но мсье и не слышат: они рассматривают свои сокровища. Так проходит несколько минут, пока к ногам их не падают два туго набитых клетчатых мешка.
- Смотрите-ка, наши рюкзаки, - умиляется Фило. - Целехоньки. Сразу видно, все книги на месте... А где же Асмодей? Неужто улетел?
- Как видите. А мы не то что заплатить, но даже поблагодарить его не удосужились.
- Фу, как нехорошо получилось! - огорчается Фило, но вдруг замечает белый уголок, торчащий из рюкзачного кармашка. - Ой, да тут какая-то записка...
- Клянусь решетом Эратосфена, это от него! Мате нетерпеливо приближает к глазам клочок бумаги, скупо освещенный зимним рассветом, и гулкие аркады Королевской площади вторят взволнованно прочитанным словам:
"ЛУЧШАЯ НАГРАДА ДЛЯ ХУДОЖНИКА - ПОНИМАНИЕ ПУБЛИКИ. СТАЛО БЫТЬ, МЫ С ВАМИ В РАСЧЕТЕ. ДО НОВОЙ ВСТРЕЧИ, МСЬЕ! АСМОДЕЙ".
Домашние итоги
(В гостях у Фило и Мате)
НА МОСКОВСКОЙ ОКРАИНЕ
Простимся с Парижем семнадцатого столетия и перенесемся в Москву двадцатого. Точнее, в семидесятые его годы. Еще точнее - на одну из вновь народившихся московских окраин, до того отдаленную от центра, что добираться туда из противоположного конца города надо не менее полутора часов.
Растет Москва. Распространяется во все стороны - вглубь, ввысь, вширь. Все длиннее становятся подземные магистрали метро. Все больше небесной сини выстрижено этажами высотных зданий. Все дальше разбегаются бесчисленные кварталы новостроек. Порой они забегают так далеко, что жильцы их, прежде чем ответить на вопрос: "Где вы живете?", долго почесывают в затылке, пытаясь (в который раз!) разобраться, так где же они, наконец, живут? В Москве или в каком-нибудь другом городе? Скажем, в Горьком. Может быть, к Горькому все-таки ближе?
Между прочим, квартал, куда мы приглашаем вас, находится как раз у шоссе на Горький, о чем уведомляет длинная - стрелкой - табличка.
Здесь, в белом доме-гиганте, напоминающем часть многоугольника со сторонами, расположенными под углом примерно в сто сорок градусов, в одной из тех его секций, где находятся однокомнатные квартиры, на площадке четвертого этажа есть две соседние двери. Медная, до блеска надраенная табличка на одной из них оповещает о том, что тут живет Филарет Филаретович Филаретов.
На другой двери таблички нет, зато подле кнопки звонка вы обнаружите лоскуток клетчатой бумаги с небрежной карандашной надписью:
"Матвей Матвеевич Матвеев".
Загляните сюда в субботу, часов этак в девять утра, когда хозяева не спешат на работу и только еще поднимаются. Постойте немного на лестнице: к вам долетят сдержанный баритональный лай и нетерпеливое мяуканье.
Через некоторое время обе двери распахнутся, и жильцы - один с бульдогом на кожаном ремешке, другой с двумя сиамскими кошками на полосатых сдвоенных поводках, в которых вы без труда распознаете мужские подтяжки, спустятся вниз для утренней прогулки. Отметьте про себя на редкость дружелюбные отношения между животными. Про них никак не скажешь, что они живут как кошка с собакой. Отсюда легко заключить, что дружба, связывающая их хозяев, подействовала на них самым благотворным образом.
Примерно через полчаса компания вернется, и вы услышите такой разговор.
- Постойте, Фило, - скажет Мате, потирая лоб. - Давайте выясним, какой у нас сегодня день: чайный или кофейный? По-моему, кофейный...
Тот укоризненно вздохнет. Ну и память у этого математика! Неужели он не помнит, что у него они собирались вчера? Значит, сегодня день чайный. Так что пусть уж Мате с Булем благоволят пожаловать в гости к Фило.
Не подумайте только, что Фило не любит кофе. Наоборот! Кофе, приготовленный Мате по особому, таинственному рецепту, - предмет его давней зависти. Но, во-первых, уговор дороже денег. Договорились собираться по очереди то у одного, то у другого - значит, так тому и быть. А во-вторых (но это уж между нами!), Фило не очень-то нравится беспорядок в логове друга. Да и Мате не в восторге от зеркально натертого паркета в квартире Фило. Необходимость тщательно вытирать ноги да еще переобуваться в специальные тапочки не доставляет ему никакого удовольствия.
Потому-то, порешив съехаться ("Меняем однокомнатную квартиру у метро "Аэропорт" и комнату в Замоскворечье на две соседние однокомнатные квартиры. Согласны на самый отдаленный район..."), филоматики предусмотрительно застраховали свою дружбу от опасностей коммунального быта. Теперь они могут не разлучаться, не стесняя в то же время своих привычек и не навязывая их друг другу.
ЧАЙНЫЙ ДЕНЬ
И вот они у Фило.
Квартира его мало отличается от той, в которой он жил прежде. Да и вещи расставлены с завидным постоянством. Книги, фигурки литературных героев, выколдованные им из всякой всячины, - все размещено на полках в том же порядке. По-прежнему уютно погромыхивает посуда на кухне. По-прежнему напевает свою песенку белый эмалированный чайник на плите...
Но вот раздается пронзительный свист - вода в чайнике закипела, и хозяин, священнодействуя, приступает к заварке чая. При этом он зорко следит, чтобы в кухню ненароком не вошел Мате (приготовление чая исключительная привилегия Фило). Затем оба чайника - большой и маленький, покрытый белоснежной салфеткой, - следуют в комнату на подносе, и завтрак начинается.