Когда Тараканов открыл глаза, то обнаружил, что стоит устойчиво, не шатаясь, без всяких вибраций. Холодные струйки пота стекали по спине, футболка промокла почти насквозь и прилипла к телу. С Серегой на задержках тоже творилось нечто странное. Позже, когда он делился впечатлениями, то буквально не мог подобрать слов. Оба отметили, что после «приземления» все вокруг стало каким-то бледным, искусственным, а там все было живым, реальным.
Света сама не без интереса разглядывала вход в здание медресе, а когда вдруг подошла к друзьям, то искренне подивилась:
– Вот это у вас глаза! Как будто инопланетян увидели.
– Вроде того, – хмыкнул Серега. – Только мы сами инопланетянами были. На родину летали. Теперь на этой планете все кажется прямо неродным.
– Завтра в горы поедем! Вот там посмотрим, как ваши глазки заблестят! – с понимающей улыбкой пообещала Светлана.
Троица уселась в машину, и экскурсия продолжалась. В транспортном потоке было много старых советских автомобилей, среди которых то и дело встречались новенькие белые «Daewoo Nexia». Света объяснила популярность этих иномарок тем, что их собирают в Ташкенте. И хотя по качеству они явно уступают машинам корейской сборки, но зато существенно дешевле остальных иномарок.
В облике Ташкента удивительным образом переплетались гигантомания социализма, роскошь местных ханов и нищета бедных кварталов. Ослепительные восточные дворцы с громадными куполами, монументальные правительственные здания из стекла, фантастическая телебашня, древние мечети… И по соседству с этим великолепием – жалкие лачуги.
Светлана показала гостям древний Ташкент – узенькие улочки, по обеим сторонам которых тянулись бесконечные глухие, без единого окошка, дувалы (глинобитные стены-заборы). От строений веяло застоявшимся духом средневекового феодализма.
Вовка поймал себя на ощущении, будто оказался в кинофильме про басмачей, посреди обнищавшего кишлака. Казалось, что вот за дувалом затаился бородатый бандит, в чалме и с обрезом в руках. Или усатый полицейский в фуражке и с красной книжечкой. Что по сути своей довольно близко.
Во дворах обшарпанных хрущевских пятиэтажек, которые друзья иногда проезжали на своем пути, они часто видели окна квартир с выбитыми стеклами, зияющие пустотой и заброшенностью. Ташкентцы бросали жилье и уезжали в Россию, в надежде на лучшую жизнь. Некоторые улицы были завалены мусором.
Когда Светина «девятка» вырвалась из лабиринта серых дувалов и вновь поехала по широким проспектам, гости вздохнули свободно.
– Ну, ребята, готовьтесь! Сейчас заедем на восточный базар, – предупредила Света, мило улыбаясь. – Только не покупайте все сразу. И торгуйтесь, иначе продавец может обидеться до глубины души. Важны не выторгованные 100 сум[19], а сам процесс.
– Ух, черешенки сейчас накупим! – мечтательно протянул Тараканов, с детства обожавший эту ягоду.
– И клубнички с абрикосами! – присоединился Серега.
Ах, знаменитый восточный базар! Множество строк посвящено ему, но никакие слова не способны передать все великолепие, сочность и буйство красок, запахов и звуков, что царит здесь, всю кутерьму, присущую этому месту. Все это надо видеть своими глазами, слышать, говорить, нюхать, пробовать на вкус…
Азиатский базар – это пуп Земли, здесь кипит жизнь, процветает торговля, здесь наслаждаются едой и напитками, совершают сделки, обсуждают новости.
Территория рынка, на который вошли Вовка с Серегой зашли вслед за Светланой, казалась необъятной. Сначала троица оказалась в хозяйственно-промтоварной части базара. Изделия ремесленников здесь были разложены прямо на земле: плетеные циновки и тряпичные коврики, деревянные детские кроватки, всевозможные дастарханы[20], деревяшки, обточенные на столярном станке. Здесь же можно было найти всякого рода скобяные изделия, мотыги, пиалушки, чайники и прочую посуду, пестрые халаты, всевозможные тюбетейки. Рядом были разложены и облезлые пластмассовые куклы времен семидесятых годов, драные сандалии, настольные лампы довоенного вида, стертые кирзовые сапоги, патефоны, гипсовые бюсты вождей, ветхие книги и несметное количество всякого другого барахла. Черта лысого тут только не было! Впрочем, если поискать, и тот выскочил бы из какой-нибудь занюханной табакерки!
Вовку удивило обилие предметов, негодных к употреблению: полусгнившие ведра, треснутые грампластинки, перегоревшие пробки от электросчетчика…
На пути им встретилась лавочка узбекских музыкальных инструментов, где были представлены в основном струнные. Вовка и Серега с интересом разглядывали развешанные на стене местные «балалайки» с несколькими струнами и пузатыми грушеобразными деками, изготовленными из дерева вишнево-золотистого цвета и покрытыми темным лаком. Названия инструментов Тараканов не знал, да и вряд ли смог бы запомнить. Хозяин лавочки, крепкий немолодой узбек в выгоревшей тюбетейке и темном халате, тоже притягивал взор медитативным выражением бронзового лица, на котором были такие морщины, словно их выточили из мореного дерева.
19
Сумы – узбекские деньги. В то время когда разворачивалось действие романа, один доллар равнялся приблизительно 1000 сум.
20
Дастархан – столик на низких ножках, непременный атрибут азиатского чревоугодия и чаепития.