— Я не разделяю вашего скепсиса, — возразил де Мартинес. — С островом дела обстоят как раз намного проще, чем вы думаете. Покойный адмирал не только обозначил его таким скорбным именем, к сожалению, не дошедшим до наших дней, но и обозначил его на карте… Вот наш остров… сокровищ!
И пухлый кубинец, будто веер козырных тузов, бросил на стол пачку цветных фотографий. Их тут же расхватали, с любопытством рассматривая каждую. Покрытый шапкой тропического вечнозеленого леса и скалами остров был сфотографирован с разных ракурсов.
— Снимки сделаны два года назад специально для географического альманаха.
Борисов, заложив руки за спину, прошелся взад-вперед по кабинету, хмыкнул, посмотрел на кубинца.
— Вы свихнулись! — высказался он, обращаясь ко всем сразу. — Сто пятьдесят лет назад, спустя какие-то часы после гибели «Виктории» остров уже обыскивают, и ничего при том не находят. А искали, мне думается, не тяп-ляп, для адмирала вопрос стоял ценою в честь. Затем, как вы говорите, Сантьяго, туда следует английская экспедиция, возможно и не одна, и с тем же нулевым результатом…
— Ты забываешь о научно-техническом прогрессе, — заспорил с ним Васильев. — Человечество не топталось на месте. Ведь и статуэтка вблизи острова была найдена только сорок лет назад. А прежде, до изобретения Жаком Кусто акваланга, разве нашли бы ее?
— Кстати, о статуэтке! — спохватился Борисов. — Путь даже каким-то неуклюжим образом ее обронили в воду. Меня смущает, что ее вообще нашли. За полтора столетия затянуло бы в песок…
— Ее и затянуло, — спокойно парировал Сантьяго де Мартинес. — Знаете ли вы, с какой тщательностью размывали подводный грунт на месте падения американцев? Искали ведь каждую мелочь. Песок буквально просеивали специальными приспособлениями!
— А после такой сенсационной находки, туда не зачастили черные следопыты?
— О чем вы?
— Ну… нелегальные поисковики…
— О, нет! Остров находится в нейтральных водах сразу нескольких стран: Мексики, Гондураса, Никарагуа, Ямайки. Попасть туда не так просто, если не сказать — невозможно. Пограничники!
— И все-таки вы меня не переубедили. Спорить я не буду, но будущее покажет, кто из нас был прав.
— Вот и чудесно, что ты наконец, Кирилл, умеришь свой гонор, — свел перепалку в шутку Морозов. — Господин Мартинес, когда мы сможем отправиться…
— Завтра! — сказал Сантьяго, складывая бумаги назад в кейс. — Наша организация уже зафрахтовала гидросамолет морской авиации.
— А как быть со снаряжением?
— Друзья, я уже все предусмотрел. Оборудование и снаряжение для подводных работ уже подготовлено.
— Но на снимках видны скалы, — Васильев вернул ему фотографии.
— Без вопросов! Если вы считаете нужным, и у вас есть навыки, сопутствующая амуниция к вашим услугам. И еще, с кубинской стороны будут двое участников. Надеюсь, вы не против?
— Мы… — раскрыл было рот Борисов, но Саныч его опередил. — Конечно же нет! А кто эти люди?
— Врач Глория Иглесиас и технический специалист Санчес Родригес. Отличные ребята, вы поладите.
Щелкнув замочками дипломата, он шагнул к Морозову.
— Вы пока отдыхайте, а мне нужно утрясти еще массу вопросов!
И они обменялись крепким мужским рукопожатием.
* * *Дорогу к причалу с прогулочными катерами и яхтами, запросив десять песо, указал местный мальчишка. Отдав ему всю мелочевку, приятели проехали мимо скособоченных щитовых домиков, лепившихся впритык к набережной, вышли из машины у перегородившего дорогу железобетонного блока.
Сторожка и выход на причал были обнесены сетчатым высоким ограждением. За оградой на привязи захлебывалась лаем собака.
— Посторонним вход запрещен, — перевел Максим предупреждающую жестяную табличку на калитке и с опаской покосился на рвущегося с цепи пса. Мохнатый, клоками теряющий шерсть, кобель, роняя клейкую слюну, задушено хрипел и скреб мощными лапами по бетону.
— Порвет… — в нерешительности затоптался на месте Максим.
В доказательство волкодав разинул широченную пасть, показав приличные клыки, и с чувством зевнул, потряс обрезанными ушами.
— Вот дьявол!.. — куснул губу Колесников.
Не было смысла торчать у калитки, но и идти мимо взбесившегося пса по меньшей мере страшновато. Он стащил с себя рубашку и обмотал ей правое предплечье. Прикинул, смягчит ли ткань собачий укус, случись чего.
— Идем! — Колесников потянул скрипнувшую ржавчиной калитку, и псина снова зашлась в лае.
— Хороший… хороший песик… — бормотал Максим, надеясь смягчить суровый собачий норов, и забирал вправо, ближе к сторожке.
Волкодав с рыком бросился на них! Но длины цепи не хватило, шея его мотнулась и, встав на дыбы в сантиметре от вытянутой, обмотанной рубахой руки Колесникова, он с ненавистью разлаялся.
В сторожке с широким окном, выходящим на причал, сидели двое и самозабвенно резались в карты. Заросший седой щетиной старик явно проигрывал, крыть ему было нечем, а напарник — мужчина тоже в годах, с обветренным красным лицом, сдвинув на затылок бейсболку, подбрасывал ему все новые. Сдавшись, старик махнул сухонькой рукой, смел в кучу колоду и принялся перетасовывать. Только теперь, расквитавшись с партией, они обратились внимание на вошедших.
— Что вам нужно? — прикуривая сигарету, спросил тот, что выглядел помоложе.
— Мы хотели арендовать катер.
— На день, на два? — деловито отозвался небритый старик, бойко перемешивая карты.
— Вряд ли… — покачал головой Максим. — В лучшем случае на неделю, а может и того больше.
— Да… не сгнила бы от старости моя «Эсмеральда», я б не отказался от такого предложения, — с сожалением сказал старик, кинул напарнику шесть карт и следующие шесть забрал себе. — Продолжим?
— Так как насчет нас? — вмешался Максим. — С кем здесь можно еще переговорить?
Краснолицый отложил карты и поднял на них взгляд.
— Куда конкретно вам надо?
Разговор пошел уже по существу. Максим забрал у Колесникова сложенный вчетверо атлас, развернул и ткнул в островную зону.
— Э, нет!.. — затряс бейсболкой краснолицый. — Туда вы вряд ли кого наймете! — он обратился к деду. — В запрещенные воды хотят!
— Сгнила моя «Эсмеральда»… — проскрипел старик. — А то бы я …
Что бы случилось, не развались от дряхлости «Эсмеральда», он не пояснил и с азартным кхеканьем шлепнул на стол бубновую шестерку. Игра пошла.
Приятели чувствовали себя в самом глупом, какое только бывает, положении. Лицо Колесникова напряглось, на скулах вспучились бугры. Его подмывало опрокинуть стол, чтобы дурацкие карты разлетелись по всей комнатенке и хорошенько встряхнуть краснолицего, дабы тот понял, с кем разговаривает. Но все обошлось. Старик, которого посетила удача, насбрасывав карт сопернику, выглянул в стекло.
— Обратитесь к Рафаэлю. Кроме него никто не возьмется.
По причалу, с обеих сторон густо заставленному лодками и катерами, нетвердой походкой шел человек в шлепанцах, джинсах, старомодно расклешенных книзу, клетчатой рубашке, наполовину заправленной в джинсы, а другой выбившейся из-под ремня, и ковбойской шляпе. Нетвердость его походки объяснялась бутылкой, к которой он прикладывался прямо на ходу.
— Рафаэль? — нагнав нетрезвого, уточнил Максим.
Услышав свое имя, человек развернулся. При этом его изрядно занесло, он взмахнул руками, сохраняя шаткое равновесие.
Он был навеселе. На худом, впалом лице, блестели заплывшие, в красных прожилках, глаза с набрякшими под синюшными мешками. Воспаленные гнойнички на запавших щеках не скрывала даже буйная щетина, нос его был свернут на сторону, изуродованный в давнишней портовой драке. На заросшей курчавившимся волосом тонкой шее дергалось адамово яблоко, на котором вызывающе завивался кустик небритой растительности.