Эймос задумался. Он не слишком хорошо знал это место. Насколько он мог вспомнить, это плато достигало в окружности около восьми миль. Позади него снова начинались поросшие травой просторы прерии. Там можно было попытаться снова напасть на след команчей.
Эймос повернулся к своим спутникам:
— Нам надо разделиться, чтобы попытаться вновь напасть на след индейцев. Мы поедем порознь. — Он посмотрел на Мартина Паули: — У тебя самая уставшая лошадь, так что поезжай прямо через плато. Пусть твой путь будет короче всего. Я поеду направо. А Брэд — налево. Мы опишем полукруг вокруг плато и встретимся вновь. Где-то там будет и след индейцев. Понятно?
Брэд Мэтисон и Мартин Паули кивнули. Затем все трое разъехались.
Первыми встретились Брэд Мэтисон и Мартин Паули. Мартин уже давно поджидал других, и его лошадь успела отдохнуть и вдоволь наесться травы.
Встретившись, они вместе медленно поехали вдоль каменистого плато, высматривая Эймоса. Им пришлось ехать очень долго, прежде чем они увидели его.
— Привет, — сказал Эймос. — Я нашёл следы индейцев. Они вон за тем холмиком.
Они поскакали вперёд и действительно увидели там следы большого каравана команчей. Мартин Паули внимательно посмотрел на лошадь Эймоса и сказал:
— Я смотрю, ты где-то потерял своё одеяло.
— Да, оно где-то выскользнуло. Но я, чёрт побери, не собираюсь возвращаться и искать его. — Фраза прозвучала как-то странно — Мартину показалось, что Эймос уже давно заготовил её и только и ждал случая, чтобы выпалить. Но почему ему потребовалось специально готовить объяснение тому, как и почему он потерял одеяло? Почему он придавал этому такое большое значение?
— С тобой всё в порядке? — осторожно спросил Мартин.
— Да, всё отлично. — Эймос изобразил на своём лице улыбку и тем самым выдал себя: его глаза при этом совсем не улыбались, улыбка у него вышла искусственная. Это явно говорило о том, что что-то совсем не так.
— Ты выглядишь так, словно... словно с тобой что-то стряслось, — сказал Мартин Паули.
— Точно. Пока ехал, наткнулся на три или четыре гремучих змеи. — Очевидно, эта мысль заставила Эймоса вспомнить, что он страшно голоден. Он вытащил из седельной сумки кусок вяленой говядины и начал энергично разжёвывать его.
— Ты уверен, что ты чувствуешь себя...
Эймос не выдержал и взорвался:
— Да говорю же тебе, я чувствую себя нормально! — Он дал лошади шпоры и умчался далеко вперёд.
Достигнув невысокого холма, они спешились и расседлали лошадей. В это время быстро зашло солнце, и резко подул холодный северный ветер. Это напомнило им о том, что они начали своё преследование команчей глубокой осенью. Мужчины легли на землю, положив под головы сёдла вместо подушек, и принялись жевать вяленое мясо. Наконец Брэд Мэтисон подошёл к Эймосу и сказал, глядя ему прямо в глаза:
— Думаю, вы должны нам кое-что рассказать, мистер Эдвардс. — Он сделал паузу, но Эймос ничего не ответил. — Что-то произошло, пока вы были одни. На вас что, напали? Мы не слышали звука ружейных выстрелов, но... Может быть, на вашем теле есть рана от стрелы, которую вы прячете?
— Нет, — ответил Эймос. — Ничего подобного не произошло.
Брэд вернулся на своё место. Мартин Паули начал расстилать свою постель.
— Человек должен научиться прощать самого себя, — неожиданно донёсся до них голос Эймоса. Его тон был необычно мягким. Казалось, он продолжает разговаривать с Брэдом. — Иначе он не сможет дальше жить. Так случилось, что мы все тут — техасцы. Мы пришли на эту землю и стали жить там, где никто не посмел бы пробовать жить. Мы живём здесь и держимся за эту землю, и мы не можем бросить её, потому что это означало бы признаться в том, что все те, кто пришли сюда раньше нас и жили здесь до нас, были дураками, которые попусту потратили свои жизни. Это означало бы поплясать на их костях после их смерти.
Сквозь тонкое одеяло Мартина пробрало холодком, и он невольно вспомнил дом Эдвардсов, всегда полный тепла и света, особенно в долгие зимние ночи, дом, напоенный восхитительными вкусными запахами — например, ароматом свежевыпеченного хлеба. И их большая семья... пока они жили вместе, Мартин воспринимал это как нечто само собой разумеющееся... нечто такое, о чём ты и не думаешь, пока не потеряешь и пока не осознаешь вдруг, что все те, кто был тебе так дорог, ушли от тебя навсегда. Как же он хотел бы сейчас, чтобы Эймос замолчал!