— И все лошади у них — маленькие и низкорослые, — подхватил Чарли Мак-Корри. Мартин хмуро посмотрел на него. Он всё ещё дулся на Чарли, не в силах простить ему то, что Чарли сумел совсем недавно безраздельно завладеть всем вниманием Лори Мэтисон, не позволив ему самому даже приблизиться к ней. — Я понял это, приглядевшись к следам, которые они оставили на земле, особенно там, где земля была мягкая и рыхлая. Они передвигаются не на породистых скакунах, а на диких лошадях, которые совсем недавно паслись в прерии и которых они приручили, очевидно, только перед тем, как отправиться в свой поход.
После того как Чарли закончил, вперёд выступил старый охотник Лидже Пауэрс. Когда Пауэрс был помоложе, он сотнями бил бизонов в прерии и торговал их мясом и шкурами. А сейчас, уже практически отойдя от дел, он разъезжал по Техасу, останавливаясь на некоторое время то у одного хозяина ранчо, то у другого и играя роль то ли временного помощника, то ли компаньона и интересного собеседника. За это Пауэрс получал кров, еду и выпивку и был этим вполне доволен.
— То, о чём нам рассказал Эймос, я и сам знал с самого начала, — заявил Пауэрс. — Да, похоже, нам противостоит целый отряд отъявленных головорезов. И нам надо хорошенько подумать, что мы можем предпринять, чтобы справиться с ними.
— Лично я не вижу никаких оснований считать, что дело обстоит таким образом, — возразил Аарон Мэтисон. — На чём основаны все эти предположения? Они основаны лишь на анализе следов индейских лошадей, которые мы нашли в прерии. Но о чём говорят эти следы? Они говорят нам о том, что эта группа индейцев, вместе с украденным скотом, движется в направлении на северо-восток. Готов спорить, что эти индейцы угнали мой скот для того, чтобы с выгодой продать его в одном из городков, где находится представитель федерального Агентства по делам индейцев, готовый платить индейцам за те товары, которые они отдают агентам федерального правительства. Скорее всего, они движутся в направлении Форт-Таусона, где находится одна такая контора. Поскольку им приходится гнать перед собой скот, их скорость невелика. Думаю, нам надо просто быстро двигаться вперёд, не снижая собственного темпа, и очень скоро мы нагоним их. И тогда всё окончательно прояснится.
— Это всё чепуха, Аарон! — воскликнул Эймос. — Мы же видели, что целая группа индейцев вдруг откололась от основной группы и повернула в другую сторону. Разве конокрады так поступают? Тем более, если их задача — как можно быстрее доставить украденный скот в Форт-Таусон. Нет, это — вооружённый отряд, который рыскает по нашей округе в поисках добычи. И если, отколовшись от основной группы, эти индейцы поехали вперёд, то это ещё полбеды. Но что если они повернули назад? Туда, где сейчас находятся наши семьи. Что тогда?
Аарон Мэтисон молча наклонил голову. Его губы беззвучно зашевелились, точно он читал про себя молитву. Затем он поднял голову и взглянул на Эймоса в упор.
— Вы можете повернуть назад, — сказал Мэтисон. — Если вы боитесь того, что, возможно, нам придётся встретить впереди, вы мне не нужны.
Он резко развернул лошадь и поскакал вперёд. Двое или трое человек было заколебались, не зная, как им поступить в такой ситуации, но затем, преодолев свои колебания, поскакали вслед за Аароном.
Вместе с остальными вслед за Аароном двинулись и Мартин с Эймосом. Они не торопились и чуть поотстали от других. Искоса поглядывая на Эймоса, Мартин видел, что он по-прежнему едет, не притрагиваясь к поводьям, засунув руки в карманы брюк и погрузившись в глубокие раздумья.
Мартину не раз приходилось наблюдать за тем, как Эймос погружался в подобное состояние какой-то странной, почти апатичной задумчивости. Быть может, причиной тому была сама история жизни Эймоса. Эймос успел прослужить два года в качестве техасского рейнджера, четыре года сражался в ополчении под командованием капитана Худа, перевозил почту, отгонял на продажу за тысячи миль скот, сам командовал небольшим укреплённым фортом и всюду получал лишь самые положительные отзывы. Однако потом он вдруг бросил всё и перебрался на ранчо к своему брату, чтобы помогать ему, хотя брат не мог платить ему и половины того, что Эймос обычно получал. Никто не знал, почему Эймос поступил таким образом, а спрашивать это у него самого было и вовсе бесполезно.