— Ага, все они так болеют…
После этих слов Лед всерьёз задумалась о том, что возвращаться отдыхать на Фрамбуазу стоит только после того, как получится накопить на собственный корабль.
Бортпроводник умчалась готовить пассажиров к стыковке (в последнюю минуту решили обойтись обычными приготовлениями, чтобы не допустить паники), и Лед осталась наедине с приближающимся шлюзом. Вспомнив пройденный курс, она убавила скорость и развернулась к шлюзу хвостом. Затем включила посадочный двигатель и медленно, как на зачёте, двинулась к шлюзовым «ловцам». Почувствовав мягкий толчок, она выключила двигатели и вытерла пот со лба. Наверное, майору Ламброзо, погнавшему её на пересдачу, надо всё-таки сказать «спасибо».
Она шла по залу вылета, изучая указатели и номера рейсов, когда за спиной разалось негромкое «Лед!». Она медленно обернулась и встретилась взглядом с хмурым Леннартом.
— Наверное, мы все должны быть тебе признательны, — начал он.
— Нет. Не должны. Желаю приятного полёта, — она отсалютовала ему и, чётко развернувшись, быстро пошла к размеченному прозрачными заборчиками коридору, где только что объявили посадку на её рейс. Оплакать неслучившееся можно будет позже, а сейчас слёзы никому не помогут и ничего не изменят, разве что вызовут лишнее внимание и непрошенное сочувствие.
Очередь на посадку — человек пятьдесят — двигалась еле-еле. Пассажиры лениво переговаривались, допивали кофе из воздухоразлагаемых стаканчиков (заснёшь с таким на коленях, и через полчаса соседи могут тебя неправильно понять) и в сотый раз перепроверяли, в какой карман положили документы. Перед Лед стояла пожилая дама (другие определения к ней совершенно не подходили), читающая голокнигу, за ней умотанная молодая женщина пересчитывала то ли четверых, то ли пятерых детей, каждый раз приходя к разному результату.
— В молодости чувства ярче и переживания острее, — вдруг сказала дама, словно ни к кому конкретному не обращаясь. — Но и заживают душевные раны куда быстрее, чем у нас, стариков.
Лед ничего не ответила. Странное дело, хоть дама и зашла на очень личную территорию, но раздражения и желания огрызнуться «это не ваше дело» её слова не вызывали. Даже наоборот, со случайной спутницей хотелось если не поделиться своими бедами, так хотя бы просто посидеть рядом, выпить чая с жасмином и послушать её рассказы про внуков и про то, как она познакомилась с дедушкой.
— Вам помочь с багажом? — спросила Лед, кивнув на два объёмных баула, стоявших рядом с дамой и загораживающих большую часть прохода.
— Ой, дорогая, я же старая путешественница, летаю налегке, — дама показала на маленький чемоданчик, такой же элегантный, как она сама. — А это здесь оставил кто-то другой. Думаю, если через пару минут владелец не объявится, нужно будет заявить в службу безопасности, мало ли что, — добавила она, лукаво поглядывая на девушку.
— Ой, ну на минутку нельзя отлучиться, сразу норовят обобрать! — откуда-то тут же вынырнула неопределённого возраста тётка. — И вообще, я тут очередь занимаю, на Этамин есть кто?
— Рейс на Этамин будет через три часа, посадку ещё не объявляли. Здесь идёт посадка на рейс до Алькаида, — сообщила ей Лед.
— Ну тогда я буду первой, скажите, кто спросит, что на Этамин будут после меня, — и тётка собралась снова исчезнуть.
— Вы вещи-то с прохода уберите, — остановила её Лед. — А то и правда придётся в службу безопасности пожаловаться.
— А тебе что, мешают?
— Да.
С минуту тётка разглядывала девушку, потом, процедив что-то вроде «Мутантов-то развелось…», поволокла свои баулы куда-то в глубину зала.
— Не берите в голову, моя дорогая, она просто дурно воспитана, — сказала дама.
Лед усмехнулась.
— А тут есть, что брать в голову? Прошу прощения, что вообще с ней связалась, но правила безопасности космопорта и правда не разрешают загромождать вещами проходы. Мало ли что.
— Конечно! И простите моё любопытство, вы же пилот, или я ошибаюсь?
— Я штурман. Но космопорт да, почти дом родной, — она улыбнулась. Ненавязчивая болтовня, как ни странно, хорошо отвлекала от недавнего разговора. Если это можно назвать разговором. Она думала, что за последние дни смирилась с тем, что ничего не выйдет, но это столкновение в зале вылета показало, что равнодушно воспринимать случившееся у неё получится ещё не скоро. Чувство потери мешалось с обидой, и вместе давало такой эффект, что хотелось выть. «Выть лучше на луну, а у Фрамбуазы нет естественных спутников», — напомнила себе Лед. «И вообще, он по крайней мере жив, так что хватит», — и она, затолкав тоску поглубже до лучших времён (или по крайней мере до каюты), спросила свою собеседницу: