— А если я пойму, что они захватили контроль над вашим сознанием, чтобы вашими руками поработить мир, мне вас стукнуть по голове и сдать назад в больницу?
— Да, пожалуйста, буду вам крайне признателен.
Пять дней перелёта до Кобальта и четыре дня до Мельхиоры Ян потратил на то, чтобы несколько сотен раз перебрать варианты ответа на вопрос «Кому я помешал до такой степени?» и почти убедить себя, что гостящие в нём наноконструкты определённо влияют на разум, иначе зачем он в это вообще ввязался? На что их потратила Лед, он не знал, правда, и не сильно усердствовал в выяснении. Они трижды в день встречались в салоне-ресторане, порой засиживались там по вечерам, делясь рабочими байки, каких у обоих успело накопиться предостаточно, и снова расходились по крошечным каютам эконом-класса. Устраиваясь в облюбованном уголке в последний вечер перед прибытием на Мельхиору и оглядывая почти пустой салон (пассажирские рейсы на свободную планету до сих пор были на грани рентабельности, выручал только гибридный характер летавших туда транспортников, а грузовые трюмы худо-бедно наполнялись), Ян сказал:
— Давно хотел спросить, а как вообще Мельхиоре удалось отколоться от Конфедерации? В своё время я об этом читал, конечно, но у журналистов было больше эмоций, чем фактов.
— Вы думаете, у меня фактов больше, чем эмоций?
— И всё-таки, расскажите.
— Хорошо. Через пару поколений из этой истории, а заодно из самого Лоиса, наверняка слепят легенду, но пока он этому сопротивляется. — Она улыбнулась. — Да и некогда мельхиорцам заниматься героизацией произошедшего, слишком много того, что нужно сделать как можно быстрее.
— Вы его хорошо знаете?
— Лоиса? Мы были соседями, и когда я была маленькой, время от времени летали друг к другу в гости. Но всё-таки он лет на десять меня старше, и тоже рано улетел с Мельхиоры, так что не сказала бы, что мы хорошо знакомы.
— И всё-таки, как случилось, что Мельхиора получила независимость?
— Лоис Мейн был военным пилотом Конфедерации, и в ходе какой-то пограничной стычки вытащил почти безнадёжный бой, но потерял зрение. Вылечить его то ли не смогли, то ли не захотели, всё-таки в Конфедерации к нам относятся несколько иначе, чем к остальным. Лоис вернулся домой, и оказалось, что дома лечат если не стены, то хотя бы местная радиация. Он прозрел, осмотрелся и решил, что дальше так жить нельзя. Вместе со своими армейскими друзьями они устроили паралич правительственной межпланетной связи на несколько дней, а за это время тихо разоружили конфедератов и вступили в переговоры с руководителями других галактических государств и корпораций. Расчёт сработал: кого-то вполне устраивало ослабление влияния Конфедерации в этом секторе, кто-то предвкушал экономические выгоды, но на заседании Лиги Галактики большинством голосов независимость Мельхиоры признали. Право планет на самоопределение в теории всё-таки есть. Конфедерация и ещё пара государств, опасающиеся, что такой яркий прецедент станет дурным примером, заявили протест, но дальше слов дело не пошло. Слишком велик был риск, что силовое вмешательство обернется большой войной. Так что им оставались экономическое давление и внутренняя политика, не допускающая сепаратизма впредь.
— А как на Мельхиоре дела сейчас?
— Сложно, но какие-то улучшения уже есть. Два года назад я летала туда по работе, тётя и дядя похвастались, что заключили с одной неккарской транспортной компанией выгодный контракт, да и новую технику они теперь покупают на более интересных условиях. А Лоис мне сказал, что договаривается о размещении у нас перерабатывающих и сборочных предприятий.
— Вы же говорили, что плохо его знаете.
— Ну мы же соседи, я не могла не зайти поздороваться.
— Мне нравится ваша планета, вот так запросто зайти поздороваться к фактическому правителю!
— Почему же запросто, я сначала позвонила.
Яну оставалось только развести руками. Утром он был вынужден признаться себе, что Мельхиора ему нравится не только этим. Выйдя из корабля, он вдохнул свежий прохладный воздух, пахнущий чем-то незнакомым, но приятным, и подумал, что и на самом деле очень давно не был в отпуске. За чисто символическим забором космодрома колыхались травы метровой высоты, где-то чирикали невидимые птицы, на горизонте собирались тучи, обещавшие скорый дождь, и во всём этом ощущалась необъяснимая лёгкость, позабытая им в суете мегаполисов.