— Что вы там бормочете по-немецки втайне от коллектива? Да кто вы такие, фонбароны или пионеры?
— Фонбароны! — выкликнули ребята вместе понравившееся слово! — Фонбароны Файеровы брат брата не выдают!
Девочки стали их стыдить и требовать признания.
— Ну, уж это ни в какие ворота не лезет. А если один из вас узнает, что другой Родину предает, тогда что? — спросил Марат.
— Не узнает, — нахмурился один.
— Потому что никто из нас этого не сделает, — сердито сказал другой, — у нас в роду Файеровых такого не было!
— Ну, так кого же из вас отправить к родителям, кого оставить в лагере? — встала в тупик вожатая.
Близнецы пожали плечами.
— А от нас порознь мало толку, — сказал один.
— Мы вдвоем нужны, — сказал второй.
Владлена Сергеевна задумалась.
— Это уже наша военная тайна, — шепнула она мне, — один из братьев стартует, другой финиширует, когда у нас по бегу соревнования.
— Как это?
— Один во время бега прячется в кустах, а другой выходит из кустов недалеко от финиша. И будьте здоровы.
— Ловко!
— Тсс! Сейчас я их пристыжу, фонбаронов! — Владлена Сергеевна вперила взор в близнецов. — Не воображайте, будто вы храбрые рыцари, вы просто трусишки. Вот берите пример с Яши, прозванного вами же «бродяшей». У него проказ больше, чем у вас двоих, однако он не боится о них рассказывать. Ну, расскажи, Яша, про свою новую проделку, как ты удрал ночью слушать соловья.
— Не слушать, а смотреть, — отозвался тихим голоском Яша-бродяша.
— Ну, и удалось тебе подсмотреть, как поет соловей? Скажи, как выглядит его пенье.
— Очень жалко.
— Что, что?
— Он сидел на сухой ольховой ветке. Я подкрался со стороны парка… И увидел его на фоне заката, четко, четко… Маленький, взъерошенный, похож на воробья, он напрягался изо всех сил! Даже горло у него раздувалось и все перышки на нем топорщились. И так ему трудно громко петь, такому маленькому…
— Фу, даже слушать стыдно, — прервала Владлена Сергеевна, — соловей, краса и гордость русских лесов, — и вдруг жалкая, маленькая птичка! Вот что может увидеть человек, если он бродит по лесу один, не может разобраться, что к чему. Ты осознал свою ошибку, Яша?
Ночной путешественник промолчал.
— Я осознала, я осознала, — с плачем выскочила Зиночка, — я не стану больше заниматься вязаньем во время мероприятий. Только не забирайте корзиночку, ее бабушка мне подарила! Вот тут ее рукой на корзинке написано: «От безделья — рукоделье».
Сколько ни доказывали, что нельзя пионерке в лагере жить по завету бабушки, Зиночка ни в какую. Ревет, а корзиночку еще крепче к груди прижимает.
Последним обсуждали Торопку. Он предстал перед советом дружины не один, а вдвоем с каким-то угрюмым на вид парнем. Низкорослым, широкоплечим, с недетскими, узловатыми руками. В нем так и проступали сила и упрямство.
— Откуда выползла змея на скамейку? — спросил Марат Торопку.
— Из-под моего ножа!
— А кто ее раскрасил, как живую?..
— Я же… — отвечал Торопка.
— Ну, и как это ты сумел?
— Очень просто, соками трав и цветочной пыльцой. Растения надо взять, подавить. Из одуванчиков — молочный, белый, из дягилей и лопухов — зеленый сок, размятые цветы васильков дадут бирюзовый цвет… Цветы мать-и-мачехи — желтый… Ну и вот, если так сделать, можно раскрасить деревянную резьбу…
— И все ты врешь, Торопка, я же знаю, Варвель учил тебя этому, — сказал Марат. — Сам он боится признаться. Недавно переселился из Литвы в Старую Руссу вместе с родителями. И сам рассказывал мне, что его отец был знаменитым резчиком по дереву. Вырезал разных там богов и богинь, мадонн с младенцами и раскрашивал их. Ну, а теперь его взяли на мебельную фабрику… Вот откуда у него эти познания насчет сока цветов… Нехорошо так, из-за дружбы с ним лгать коллективу. Файеровы хоть молчат, но не врут…
Широко открытые глаза Торопки заволокло слезами. Он помотал головой.
— Так что же, выходит, я наговариваю на Варвеля? — возмутился Марат. — Я вру?
— Марат никогда не врет! Марат говорит только правду! Как не стыдно, Торопка! — раздались возмущенные голоса.
— Довольно! — сказал вдруг Варвель и так хлопнул ладонью по столу, что все замолчали.
— Вредитель скамейки есть я. Змейство — моя работа. И кукиш на дереве вырезал тоже я. Можете исключать меня из пионеров за то же самое, за что моего отца отлучили от католической церкви!
— Твой отец сектант.
— Нет, отлученный ксендзами католик.
— Врешь!