Вдруг от темноты отделилась «группа товарищей» и молча нас окружила. Луч фонарика метнулся по фигурам в телогрейках и по лицам людей. Мне они показались монстрами, вышедшими из ада. К нам вразвалочку подошел высокий парень с уродливым бугристым лицом и дохнул густым перегаром: «Закурить есть?» Мне приблизительно было известно, что за этим последует. Поэтому я мысленно решал вопрос: дать стрекача или вступить в неравную схватку? …И вдруг:
— Фофан, ты что не узнал меня? — спросил Леша, осветив себе лицо.
— Лешка, что ли? — хрипло отозвался тот. — А это кто?
— Мой друг Юрка. Новенький. Недавно переехал из другого города.
— А чего же он не проставился, если новенький? Ты чего, малый, порядков не знаешь?
— Ну не успел еще. Проставится, не волнуйся.
— Даю три дня, — сурово прохрипел Фофан, глядя мне в глаза. — Три бомбы «Солнцедара» или ящик пива. Понял?
Молча «группа товарищей» расступилась и пропустила нас. Молча дошли мы до подъезда.
— У тебя деньги есть? — спросил Леша.
— Откуда? — ответил я сокрушенно.
— Давай что-нибудь загоним, — сказал Леша. — Книги можно или пласты.
— У меня из пластов только «Кругозор». Ты же знаешь… А книги продавать родители не позволят.
— Объясни им. Жить-то хочется.
— Ладно. Посмотрим.
— Пока.
— Давай.
К родителям обращаться я не стал. Решил посоветоваться с учителем физкультуры Димычем. Мужиком он выглядел бывалым, в шрамах и наколках. К тому же он меня уважал и часто выдвигал на городские соревнования.
После уроков я зашел в спортзал и объяснил ему свою ситуацию. Димыч спокойно выслушал, похлопал меня по плечу и сказал:
— Значит так. Ты, Юра, парень крепкий, спортивный. Тебе проставляться стыдно, понимаешь? Ты должен драться, а то они тебя за шестерку держать станут. Так и будешь всю жизнь им бутылки таскать. Это Лешка им свой. Они в один детсад бегали. И отец у него при власти. А тебе нужно себя поставить, заставить уважать.
— Да они там всегда бандами шастают. Что я могу с пятью-семью уродами сделать?
— Значит так. Биться будешь с одним. Понял! Я пойду с тобой и прослежу, чтобы все было по закону. А сейчас я тебя кое-чему научу.
Димыч распустил секцию легкоатлетов и повел меня в свой кабинет. Здесь у него висел боксерский мешок. Он достал из шкафа две пары жестких перчаток по 14 унций, и началась тренировка. Думаю, если бы кто-нибудь из школьного начальства узнал, чему он меня учил, Димычу пришлось бы искать другое место работы. Он обучал не боксу, а драке, жестокой и беспощадной. Эти три дня тренировок дали мне самое главное — уверенность в своих силах и бесстрашие. Самое необходимое, чему я научился — это входить в состояние боевой ярости.
Вечером, через три дня после той роковой встречи с Фофаном, я в жестких туристических ботинках с металлическими накладками на мысу, телогрейке с чужого плеча и с пустыми руками пошел на битву. Димыч обещал находиться в укрытии и появиться на поле боя в случае нарушения законов честной драки. По мере приближения к «Колизею», я делал всё, чтобы мой животный страх переплавился в боевую ярость. Делал всё, как учил меня Димыч.
— Не вижу бутылок с вином, — прохрипел из темноты Фофан.
— Я драться буду, — услышал будто со стороны свой голос, ставший чужим, — только один-на-один, по-честному.
— Фартовый, значит, — прошипел Фофан. — Тогда ладно. Жирный, сделай этого фраера.
Я стоял на месте, куда едва достигал рассеянный свет ближайшего фонаря. К тому же из облаков вышла полная луна. Ко мне из-под трибуны вышел парень, который на миг показался мне огромным. Тут я вспомнил слова Димыча, что не стоит бояться крупных соперников — их мышцы более скованы, они флегматичны и малоподвижны. Самые опасные — это поджарые шустрики.
Пока Жирный стоял напротив и нудно сквернословил, я следил за его руками. Как я и ожидал, он неуклюже шагнул ко мне — и в мою голову полетел его кулак. Я уклонился вправо и левой рукой нанес ему встречный удар в живот, затем сразу правой скользящий удар в висок. Моя левая нога сама собой встретила его лицо снизу, а правая заехала в ягодицу. Мой соперник рухнул на четвереньки в грязь. Ко мне из темноты выскочил разъяренный Фофан, но я успел шагнуть к нему на встречу и нанес быстрые удары в нос и горло. Он замер, задыхаясь, подняв лицо к небу. Из-под носа по губам и подбородку лилась черная в свете луны струйка крови.