Самым лучшим Ноэль назвал лекарство Г. О. На мой взгляд, это было полной глупостью, потому что оно представляло собой всего-навсего растворённые в горячей воде мятные леденцы с добавленной для красивого синего цвета капелькой кобальта. Краска была из французского набора Г. О., на котором написано, что она совершенно безвредна для организма. А значит, можно спокойно облизывать кисти с ней или пить краски, если вы очень маленький мальчик.
Мы неплохо проводили время, пока Ноэля лежал с простудой. В его спальне, смежной со спальнями Дикки и Освальда, постоянно горел огонь. Девочки целыми днями читали ему вслух, чего от них нипочём не добьёшься, когда совершенно здоров.
Отец находился по делам в Ливерпуле, а дядя соседского Альберта уехал в Гастингс. Мы посчитали это большой удачей. Нам ведь хотелось как следует испытать лекарства, а взрослые любят вмешиваться в подобные дела. Можно подумать, мы могли дать Ноэлю что-нибудь ядовитое.
Простуда его не отпускала. Она была сильная, хотя и не настолько, чтобы потребовались припарки. Он проболел уже почти неделю, когда Освальд, спускаясь по лестнице, вдруг споткнулся об Элис. Оба быстро поднялись на ноги, и тут Освальд увидел, что она плачет.
– Брось, глупышка, – сказал он сестре. – Тебе же не больно!
Я действительно очень старался, падая, не задеть её, и мне было бы очень жаль, если бы она пострадала, но, с другой стороны, нельзя же сидеть в темноте на ступеньках, чтобы люди о вас спотыкались? Нужно помнить, как мучительно больно им будет, если они вас ушибут.
– Ой, да не в этом дело, Освальд, – ответила она. – Не будь поросёнком. Я такая несчастная. Не вредничай.
Освальд похлопал её ободряюще по спине и посоветовал не разводить нюни, но она продолжала:
– Это из-за Ноэля. Уверена, он очень болен. Делать лекарства, конечно, здорово, но Элиза не хочет позвать настоящего доктора. Говорит, у Ноэля обыкновенная простуда и он сам поправится. Конечно, я понимаю: доктор берёт за визит очень много. Слышала, как однажды летом отец сказал это тёте Эмили. Но Ноэлю ведь плохо. Вдруг он умрёт или ещё что-нибудь случится?
Она снова начала плакать, а Освальд опять похлопал её по спине, потому что знает, как должен вести себя по-настоящему хороший брат:
– Выше нос!
Будь мы героями книги, Освальд бы «нежно обнял младшую сестрёнку, и слёзы их смешались» бы. На самом же деле Освальд спросил:
– А почему ты тогда не напишешь отцу?
Она зарыдала ещё сильнее:
– Листок с адресом потерялся. Г. О. вздумал рисовать на чистой стороне и взял его, а теперь я нигде листок не найду. Везде уже посмотрела. Я скажу тебе, что` собираюсь сделать. Нет, не скажу, но мне надо уйти. Только не говори остальным. А если спросит Элиза, пожалуйста, Освальд, притворись, что я дома. Обещай!
– Скажи мне, что` собираешься делать! – потребовал я.
– Нет, – наотрез отказалась она.
И добавила, что у неё есть причина не говорить. Что ж, ответил я, тогда и обещать не буду, хотя, конечно же, собирался хранить секрет. Но это было нечестно с её стороны – ничего мне не рассказать.
Пока Элиза в столовой накрывала чай, Элис выскользнула через заднюю дверь. К чаю она не вернулась.
Элиза спросила у Освальда, где сестра. Он отговорился тем, что точно не знает, наверное, Элис наводит порядок в своём угловом комоде. Девочки часто этим занимаются, и уж если начнут, то потом никак не могут остановиться.
Ноэль после чая много кашлял и тоже спрашивал, где Элис. Освальд ему объяснил, что она занята и это секрет. Даже спасая сестру, избежал вранья.
Наконец она вернулась, очень тихая, но Освальду прошептала, что всё в порядке.
Поздним вечером Элиза ушла отправить письмо. Это у неё занимает не меньше часа, потому что, не доверяя почтовому ящику на нашей улице, она ходит через Блэкхит на почту. Началось это после того, как в почтовый ящик на нашей улице один мальчишка бросил запал и все письма внутри сгорели. Мы отношения к этому не имеем. Даже вообще не знали, пока Элиза не рассказала нам.
Ну вот, значит, она ушла, и вдруг раздался стук в дверь. Мы подумали, что Элиза забыла ключ от заднего входа, и послали Г. О. открыть. Быстро сбегать туда-сюда входит в круг его обязанностей. Ноги-то у него самые молодые из всех.
Он сбежал вниз, а потом мы услышали, как вместе с ногами Г. О. по ступенькам наверх ступают ещё чьи-то ноги. И ступают тяжелее, чем Элизины.
Мы прислушивались и гадали, кто бы это мог быть. А потом дверь открылась и к нам вошёл дядя Альберта, очень усталый с виду.
– Как хорошо, что вы здесь! – обрадовался Освальд. – Элис уже начала бояться, что Ноэль…