– О нет! – воскликнула Элис. – Бегите! Дикки выпустит вас через заднюю дверь! Бегите скорее, пока не поздно!
– Да! – подхватили все мы, торопливо ему протягивая шляпу, трость и все вещи, которые он вытащил из карманов.
Но было поздно. Входная дверь за отцом захлопнулась, и он, шумно отдуваясь от холода, быстрым шагом вошёл к нам.
– Всё в порядке, Фоулкс, я достал… – начал он, но, уставившись изумлённо на нас, сперва резко осёкся, а затем произнёс совсем другим тоном, который нам всегда очень не нравился: – И как прикажете это понимать, дети?
Повисло молчание. А затем наш отец сказал:
– Фоулкс, я вынужден извиниться перед тобой за этих непослушных…
Тут наш грабитель простёр к нему руки и, засмеявшись, воскликнул:
– Ты ошибаешься, дорогой мой сэр! Я не Фоулкс, а грабитель, пойманный самым изящным образом этими вот молодыми людьми. «Сдавайтесь! Вы обнаружены! Сдавайтесь, или я стреляю! Руки вверх!» Ну и всё остальное. Завидую, Бэстейбл, что у тебя такие дети. Их стойкость бы моему Денни.
Мы начали кое-что понимать, и это было сногсшибательно. Оказалось, наш грабитель в действительности не рыцарь большой дороги, а просто старый друг отца по колледжу. И пришёл он к нам после ужина. Отец в это время как раз хотел заняться починкой замка, сломанного Г. О., но мистер Фоулкс попросил его добыть письмо к доктору для своего приболевшего малыша Денни. И отец поспешил за письмом через Блэкхит на улицу Ванбру-Парк к состоятельным знакомым, а мистера Фоулкса оставил ждать своего возвращения, чтобы тот узнал без промедления, раздобыл ли отец письмо, а в случае неудачи как можно скорей обратился с такой же просьбой к кому-то другому.
Мы опешили от изумления.
Про другого вора грабитель наш тоже отцу рассказал и сожалел, что не смог его задержать, но отец ответил:
– Да, может, и к лучшему. Вдруг у него, бедняги, действительно дома дети? Попробуй определи, у кого и как жизнь сложилась. Сам ведь знаешь не хуже меня. Расскажи- ка лучше поподробней про первое дело. Наверное, это было забавно.
Тут наш грабитель ему рассказал, как я ворвался с пистолетом, крича… Ну, вы уже сами знаете что. А потом он принялся в таких ярких и красочных выражениях хвалить «отважного юношу, который пошёл весь в отца», что у меня от смущения запылало не только лицо, но и всё тело под одеялом. И я, кое-как справившись с комом в горле, который там каждый раз появляется, когда о чём-нибудь очень трудно сказать, но должен, выдавил из себя с усилием:
– Знаешь, отец, я, вообще-то, на самом деле не думал, что в кабинете кто-то есть. Верней, мы считали, там или кошка, или вообще никого. Короче, я просто играл. И когда крикнул: «Сдавайся!» – и всё такое, то понарошку. Вот так.
А грабитель сказал:
– Да, старина. Однако, увидев, что внизу действительно кто-то есть, не бросил ведь пистолет и не смылся, правда?
– Не смылся, – подтвердил я, – потому что подумал: «А вот и грабитель. Мне, видимо, с ним не справиться, но если чуть-чуть продержусь, то хоть, может, пойму, что случилось».
И после того, как я набрался смелости признаться, мне стало совсем хорошо, потому что отец хлопнул меня по плечу и сказал: «Ну ты и кремень», а наш грабитель добавил: «Да уж, не робкого он у тебя десятка». И хотя от их слов я запылал под своим одеялом ещё сильнее, слушать такое мне очень понравилось. А потом я им объяснил, что остальные поступили бы точно так же, если сообразили бы раньше меня.
Затем отец принёс себе и мистеру Фоулксу ещё эля, а нам лимонада и вытащил коробку с инжиром, которую купил для нас, но не отдал раньше из-за учётчика воды. Элиза, уже возвратившаяся домой, подала хлеб, сыр и остаток бараньей шеи, который отец назвал «холодными руинами баранины».
И мы устроили настоящий пир. Прямо как на пикнике, потому что сидели все где попало и ели руками без всяких там столовых приборов. Блаженство, и только!
Засиделись за полночь, и я радовался, как никогда прежде, что родился не девочкой. Сестёр я, конечно, очень люблю, но им было бы гораздо труднее добиться, чтобы отец, хлопнув их по плечу, сказал, что они – кремень.
На прощание мистер Фоулкс обратился к Элис:
– Ну а теперь «поцелуй меня, Харди»!
И она, конечно поняв, что` он имел в виду, поцеловала его от всей души, а потом созналась:
– Я чуть не сделала это, когда вы рассказали, как ушли из пиратов и никто вас не поцеловал.
А мистер Фоулкс ей ответил:
– Я догадался, моя дорогая.
Дора тоже поцеловала его на прощание и строго спросила:
– Полагаю, все ваши истории были неправдой?