Говорить правду легко и приятно. Должно быть. Но почему-то не было.
В планы Бетти не входило разоблачение перед бывшими сослуживцами, уж точно не такое случайное и в самый неподходящий момент, но всё уже произошло, приходится мириться с реальностью. Хорошо хоть у неё остались Билли и перевязанный Джон. А ещё появился Мануил, нашедший её идею с переодеванием чрезвычайно остроумной, и Рыжий Эд, который если и осудил её, то молча. Лиам продолжает смотреть на Бетти с подозрением, но, кажется, раскатать по стенке больше не хочет. Вместо этого он взял её с собой к Саймону Коуэллу, к которому перетаскивают на хранение золото с «Леди Энн» и которому доверили рассчитаться с той частью команды, которая не собирается соваться на Ямайку.
Саймон Коуэлл оказался мрачен и отозвался о попавшихся британцам пиратах крайне нелестно. Бетти показалось, он и её съест, но в присутствии девицы мистер Коуэлл чуть смягчил выражения. Он заставил спасательную команду отчитаться о плане и добрую минуту рассматривал Мидлтон, как будто пытался понять, переживёт ли она хотя бы путь до Ямайки, не говоря уже о причинении вреда здоровью солдатам британской армии, но в конце концов великодушно одобрил безумное начинание словами «что хотите делайте, только достаньте этих болванов, мне им много нужно сказать». Бетти сделала осторожный вывод, что мистер Коуэлл в некотором роде заботится о Луи, Гарри, Лиаме и Найле.
— Говорил вам всем быть поскромнее, думать получше, — ворчит мистер Коуэлл, зорко приглядывая за пиратами, таскающими ящики. — Вообще думать! Говорил или не говорил?
— Саймон… — устало тянет Рыжий Эд.
— Я знаю, о чём говорю, сам таким ослом был! — отрезает самый известный в городе перекупщик пиратской добычи. — Сам в тюрьме посидел, думал, мне уже конец пришёл. И знаете, почему жив?
— Тебя оттуда вытащили, — бормочет Лиам, и ясно, что назидательные речи говорятся не впервые. — Тебе повезло, что было кому за тебя попросить.
— И слава Господу Богу! Я одумался и избрал жизнь честного человека и почтенного торговца. И гляньте, до сих пор живой, с полным набором конечностей!
Мануил хмыкает так громко, что на него оглядываются. Саймон замахивается дать ему подзатыльник, но просто отмахивается и закатывает глаза, будто смиряется с тем, что кроме него никто одуматься не спешит. Бетти кажется, что не так он и хочет, чтобы они одумались, просто не хочет, чтобы попадали в неприятности.
«Леди Энн» отплывает уже вечером и на всех парусах движется в сторону Ямайки. На борту у них человек сто из трёх разных команд, два капитана — оба чужие, — и один местный канонир. Бетти отправляется на камбуз, замещать Найла; там всё привычное, под потолком висят сетки с бутылками и флягами, в шкафах — запасы провианта. По углам находится пара почти добровольных работников, которые не горят желанием терпеть над собой команду женщины, но вскоре смиряются, когда Бетти их убалтывает.
Вечером Мидлтон наконец-то оказывается одна, запирается в каюте, где жили Эйвери и Паула. У неё в кои веки своё помещение, своя койка, но это не то что не радует, вовсе не задевает мозг. Бетти чувствует себя выжатой, как лимон, целиком потратившейся на волнение и эмоции, на попытки держаться бодрее, чем есть, и обещать Эйвери благополучный исход.
Мир у Бетти за последнюю неделю несколько раз качнулся и в конце концов опрокинулся, накрывая её с головой, и она понятия не имеет, что делать. Ей только начало казаться, что что-то складывается удачно, а потом на неё сваливается истекающий кровью Джон, и через несколько часов выясняется, что она может лишиться человека, которого любит, и тех, кто стал ей хоть сколько-то близкими за последние месяцы. Мысль о том, что может с ними случиться, приводит её в отчаяние снова и снова, стоит только подумать о том, что Луи, Гарри, Найл и ещё дюжина пиратов у британцев в трюме, плывут прямо на виселицу. Бетти утыкается лицом в подушку, чтобы её не слышали, и плачет добрую половину ночи. Наедине с собой она может себе это позволить.
Следующий день встречает её убийственной головной болью и благословенным попутным ветром. А ещё накрапывающим дождём; круглые капли колотят по палубе, рвутся внутрь, ударяясь в стёкла иллюминаторов с мерным стуком. Пока мужчины придумывают, как и где устроить драки и как избежать арестов, Бетти придумывает, как ей справиться со своей собственной задачей. И о том, что делать после. Вечером она находит Лиама одного в кают-компании: Пейн задумчиво рассматривает карту, расстеленную на столе.
— Не уверен, что хочу тебя сейчас видеть, — говорит Лиам. — Я и так устал.
И это объяснимо, но вообще-то обидно. Потому что реальная причина, почему Лиам не хочет её видеть, то, что она женщина и он не представляет, как с ней теперь держаться. С Бартом можно было общаться на равных, с Элизабет Мидлтон — нет.
— Закрой глаза, это обычно помогает, — тихо говорит Бетти. Она закрывает дверь кают-компании, подходит к столу, мельком рассматривает карту моря вокруг Ямайки, собираясь с мыслями. — Послушай, я не буду извиняться за то, в чём не раскаиваюсь. Я женщина, и мне жаль, что пришлось об этом врать, но мне не жаль, что я это сделала. Потому что ничего дурного от меня не было.
Лиам опирается локтями на стол, подпирает подбородок ладонями, задумчиво её рассматривает. И наверное ему просто нужно время — не столько для того, чтобы простить, сколько для того, чтобы принять. И это очень, очень отличается от того, что было несколько недель назад в той же кают-компании: тогда Луи был в ярости, а ей жизненно важно было оправдаться перед ним. Теперь она предлагала Лиаму как-нибудь самостоятельно справиться со своими эмоциями.
— Вздорная ты девчонка, — вздыхает Лиам совсем не зло, а устало. — Как Луи тебя терпел?
— Вот спросишь у него.
Вовсе она не вздорная. И Луи это знает. Бетти пожимает плечами и опускает голову, по привычке перебирает перья в стакане.
— И спрошу. Давно он знает про тебя?
Бетти достаёт сломанное перо, вертит в руках и не торопится отвечать. Потому что кое в чём она всё же раскаивается — в том, что из-за неё Луи пришлось если не врать, то не говорить правды лучшим друзьям.
— Он сам узнал. Перед тем, как мы пришли на остров, — Бетти смотрит Лиаму в глаза и почти просительно добавляет: — не надо только его за это осуждать. Поверь мне, он совершенно не был в восторге от правды, он просто меня пожалел.
Бетти не знает, пожалел он её или нет. Ей по-глупому хочется думать, что дело было не только в жалости, но правду может знать только Луи. Лиам хмыкает и качает головой.
— Кто угодно тебя пожалел бы. Ты и матросом была полезным, а уж когда узнаёшь, что ты женщина… — Лиам пожимает плечами. — Мы всё-таки не звери, а у Луи вообще отношение к женщинам бережное.
Бетти чувствует идиотское смущение и снова опускает взгляд, рассматривает перо. Особое отношение — это потому, что у него шестеро сестёр, или потому, что на него гроздьями вешаются женщины разной степени порядочности на Тортуге? Не так, чтобы она готова была об этом спросить, и не так, чтобы она чувствовала себя готовой услышать в ответ второй вариант.
— Спорим, ты тут из-за него. Из-за Луи, — говорит вдруг Лиам.
Не краснеть, не краснеть. Бетти чувствует, как щёки окрашиваются алым, и сердится на саму себя и, конечно, на дурацкие вопросы Лиама. Как-то не вовремя у него проснулась наблюдательность!
— Ну, я в какой-то степени обязана ему за то, что он меня не прикончил, — со всем спокойствием говорит она.
— Так шутка про обожаемого боцмана не такая и шутка?
Лиаму приходится уворачиваться от полетевшего в него пера, которое Бетти бросила ещё прежде, чем подумала. А когда подумала, поняла, что только подарила новый повод для уверенности.
— Не говори ерунды, — она пытается вернуть себе самое достойное выражение лица, но Лиам расплывается в довольнейшей улыбке.