— Готово, — голос Барта возвращает в реальность. — Проверяй.
Барт подаёт два листа, и Луи, тряхнув головой, всматривается в строки, даже честно проверяет, хотя точно знает, что Барт сам с маниакальной тщательностью проверил всё трижды, чтобы, не приведи Господь, не вызвать неудовольствия. Не так, что Луи особенно присматривался, но не составляет никакого труда заметить, что для Барта худшее наказание грозный взгляд и указание на то, что он не справился с делом.
Луи откладывает листы в сторону и кивает.
— Ты богат, — проказливо хмыкает Барт. — И капитан.
— Золота много не бывает. Ты тоже неплохо получишь.
Невозможно быть слишком богатым. Наверное, невозможно быть и достаточно богатым, чтобы успокоиться.
— Ну, вроде того, — пожимает плечами Барт.
Он начинает собирать бумаги по столу, раскладывая и отодвигая в сторону. Оценивающе смотрит на лицо Луи и, видимо, решает, что сразу его не погонят.
— А как ты тратишь деньги? — спрашивает вдруг Барт. — Кроме очевидного про ром и прочее? Откладываешь как-нибудь?
Луи давится воздухом, а потом смеётся над сосредоточенным и чуточку виноватым лицом Барта. Откидывается на спинку стула, потирая щёку. Вот уж нашёл вопрос.
— Я смотрю, ты основательно готовишься к сходу на Тортуге. Пытаешься прикинуть, сколько у тебя останется после рейда по кабакам и что с этим делать?
— Вот рейд я не планирую, — мотает головой Барт.
Вопрос неожиданный и, вообще говоря, странный. Но отмахнуться желания не возникает. Барт вроде как пытается спросить совета, и Луи даже готов его дать. Как и всегда, потому что Барт вызывает безотчётную симпатию.
— Ну конечно, — тянет Луи. — Можешь не стесняться, тут все планируют такие рейды. Ладно, рассказываю, часть денег я меняю на векселя французских банков и отсылаю на Монтсеррат. У меня там семья.
У Барта вытягивается лицо, и розовеют щёки, явно не от жары. Луи вопросительно вскидывает бровь. Что, слово вексель не знакомо?
— О, — многоумно выдаёт Мидлтон, — так ты женат? Я не знал.
Луи снисходительно улыбается. Барт всё-таки выдающееся создание.
— Потому что я этого не говорил. Моя семья — шестеро сестёр.
Барт моргает, и не понятно, что впечатляет его больше — мысль о том, что боцман женат, или о том, что него могут быть сёстры. Впрочем, на корабле легко забыть, что существует какой-то внешний мир.
— Шестеро сестёр это много, — бормочет Барт. — А почему они живут так далеко?
— Потому что нечего им делать на Тортуге. И потому, что старшая вышла замуж и забрала с собой остальных.
Луи понятия не имеет, почему он вообще об этом говорит маленькому любопытному матросу. Но Барт только подпирает щёку ладонью. Вспоминается, что у Барта-то никого нет, тётка и та умерла.
— Скучаешь по ним?
— Разумеется.
Барт пару секунд думает. Потом закусывает губу, как будто придерживает интерес, и начинает заниматься перьями: откладывает те, что не нужно чинить, в сторону и принимается за остальные. Так же быстро, как Барт начинает свои вопросы, он их сворачивает, как будто понимает больше, чем ему говорят. Или понимает, что может получить по шее, если будет слишком уж любопытен?
— Векселя, значит, — вздыхает он, возвращаясь к теме денег. — На Тортуге. Кто бы думал.
— Тоже хочешь? — предполагает Луи.
— Просто интересно. А может и хочу. Правда, моя доля куда меньше твоей, и не думаю, что стоит связываться с бумагами.
Доля не доля, а пираты вообще редко связываются с бумагами и тратят всё, что зарабатывают. Потому что так проще, и потому что у пирата может не быть завтра. Правда, Барт как-то не вписывается в картину мира простого жадного пирата, который кроме разбоя ни на что не годен, и это иногда сбивает с толку.
— Как тебя занесло на Тортугу?
— Попутным ветром, — хмыкает Барт. — Плыл на Антигуа, но кораблю нужен был ремонт, а мне потребовалось лечение. И как-то я остался.
— Ладно. А в пираты почему решил податься?
— А почему ты решил спросить сейчас?
Почему решил спросить сейчас? Потому что раньше об этом речь не заходила.
Барт отвлекается, наконец, от своих перьев. Луи смотрит ему в глаза, и мальчишка отвечает тем же. Ещё одна причина, почему Барт Луи нравится, он всегда выдерживает взгляд. Луи видит, как Барт задумывается, но не выглядит так, как будто думает, что соврать.
— Ну, а где я ещё пригожусь? Во флот таких, как я, не берут. А жизнь сухопутной черепахи всё-таки не для меня.
И всего-то? А, впрочем, в историю о том, что Барт с малолетства мечтал о разбойничьих подвигах, Луи бы не поверил. Мальчишка проказливо улыбается.
— Я ведь пригождаюсь?
Луи улыбается в ответ, и Барт опять цветёт. Приходит мысль, что можно было бы сказать, что и без него отлично справлялись, но Луи не жалко, пускай радуется. В конце концов, правда заслужил. Луи верит, что в нём говорит забота старшего о младшем. Не по возрасту, конечно, а скорее по опыту старшего. Но убедить себя в этом иногда совсем не получается, потому что Луи хочется, чтобы это было отцовские или братские чувства, но это не они. Покровительственное умиление? Если только в начале, теперь Барт не выглядит беззащитным помойным котёнком. Дружеское участие? Лучший друг у Луи капитан, до дружбы вообще путь не близкий. В любом случае, Барт это Барт и он вызывает симпатию, разбирать это чувство не хочется.
— Давай ты пригодишься мне снова и уберёшь тут всё? — любезно предлагает Луи.
Барт нахально закатывает глаза, но, действительно, поднимает тощую задницу и начинает убирать со стола, аккуратно раскладывает всё по рундукам, ещё и попутно рассовывая всё, что под руку подвернётся, по местам. Бесценное приобретение.
Луи откидывается, глядя в потолок, сосредоточенно думает, но думать всё никак не выходит, и он решает, что надо всё-таки выйти из кают-компании. Если повезёт, то на палубе всё в порядке, а у Гарри к нему никаких дел нет, и тогда вполне можно будет заскочить на камбуз перекусить и свалиться спать, пережидая жару.
До Тортуги двигаются без приключений. Не считать же событием то, что старшая из пленниц, которая Эйвери, отказывается от еды. Гарри смотрит волком — как же, не оценила его стараний. А Луи знает, когда Гарри перестанет думать о том, что его не оценили, ему станет только интереснее. Потому что девчонка явно не из пугливых и восторга от его соседства не испытывает — такого Гарри раньше не видал. Да, в принципе, никто из них не видал таких уж благородных дам слишком близко. Кроме шестерых мисс Томлинсон, но это не совсем то.
За день до Тортуги, когда в виду уже Эспаньола, команда предвкушает все радости жизни на берегу. Вечером большинство выбирается на палубу, и Эрколе громовым голосом вещает о чём-то, к чему сам Луи не прислушивается. Взгляд привычно цепляет Барта, его легко заметить рядом с Эрколе-то. Луи встаёт у фальшборта, прослеживает взглядом линии берега прямо по ходу судна, совсем знакомые линии, которые он видел тысячи раз. Тортуга — как центр пиратской вселенной, и Луи по-своему любит её, но с тех пор, как сёстры уплыли, она перестала быть настоящим домом, каким всегда будет «Леди Энн», и теперь возвращение было менее волнующим.
— Умираю, хочу нормально вымыться, — заявляет вдруг Барт, непонятно откуда взявшийся. — Или настоящему пирату положено первым делом идти выпить?
Луи косится на парня, когда только подкрасться успел? Но улыбается — Барту почему-то всегда легко улыбаться.
— Всё ещё прикидываешь, как потратить деньги, которых ещё не получил?
— Я думал, так делают настоящие пираты. Все на корабле прикидывают.
— Настоящий пират делает, что захочет.
— И слушается боцмана и капитана, — фыркает Барт. А потом без перехода серьёзнеет. — Ты думаешь о чём-то плохом. Уже который день.
Луи пожимает плечами — думает и ладно, какая разница, о чём.
— Ты и капитан, — не отстаёт Барт. — Что-то случилось?
Луи, наконец, поворачивается всем корпусом. Дать бы Барту по шее, но уж больно искренне спрашивает. Луи не хочет говорить, что думает о том, как ему повезло, что его-то сёстры целы и в безопасности на Наветренных островах, а вот Джемму некому было уберечь. И две пленницы в их каюте тоже отправятся к Мендесам, и никто их там беречь не будет, не мамашка же эта. Вот эти глупые мысли болтались в голове все последние дни, как ром на дне бутылки.