У Гарри дрожат руки, когда он практически рвёт застёжки-крючки у неё на платье, и ткань падает на пол. Эйвери судорожно тянет его рубаху наверх, вцепляется пальцами в пояс штанов, разыскивая завязки. Гарри стонет в её шею, толкает её на постель, и мир разбивается на осколки, падает в темноту, пока они оба тоже летят в эту пропасть — это не важно, а главное, что вместе. Это не первая их ночь, но Эйвери чувствует, что всё иначе, и острое удовольствие охватывает, она уверена, их обоих, так, что зубы стучат, и вскрик всё-таки срывается с губ — хриплый и короткий. Ногтями она царапает Гарри плечи и спину, наверняка оставляя алые полосы, но это плевать, и абсолютно не имеет значения, потому что так должно быть. Именно это должна она чувствовать, и, наконец-то, чувствует, и всё так, как должно быть.
— Я люблю тебя, — шепчет Гарри. Его дыхание обжигает кожу. — Скажи, что ждала меня…
— Как будто ты в это не верил, — Эйвери чуть толкает его ладонью в плечо. Теперь, когда первый всплеск отступил, ей требуется воздух, а тяжелое и крепкое тело Гарри не особенно позволяет ей дышать. — Мне тяжело, — жалуется она, и Гарри, наконец, соображает. Скатывается с неё и укладывается рядом, притягивает к себе.
— Прости, — бормочет, утыкаясь губами в её волосы. — Я думал, что мы справимся, но солдат было слишком много.
— Ты отвратительно самонадеян, — Эйвери не злится на него больше. Она понимает, что с этого нет никакого толку. Гарри Стайлс есть Гарри Стайлс, и он всегда будет считать, что у него всё под контролем. Даже если при этом он будет падать прямо в адское пекло.
— А ты меня любишь, — ухмыляется он, и этот аргумент нечем крыть.
Эйвери всё ещё с удивлением думает, как можно полюбить человека так быстро и так крепко, но Господу виднее, и пути его неисповедимы. Она фыркает снова.
— Я не смогу любить мертвое тело.
— Я оскорблен, — он снова целует её в шею, подгребает под себя. — Я надеялся, что ты примешь меня любым, даже если я сдохну. Эйвери… — он скользит губами по её плечу, возвращается к шее, к уху. — Я всё расскажу тебе, — шепчет между поцелуями, — но сейчас просто иди ко мне…
Потом, когда они, едва дыша, валяются на влажных от пота простынях, Гарри действительно рассказывает: и про засаду британских солдат на улицах Тортуги, и про грязный трюм кораблей, и про вонючую тюрьму. И про Анвара Мендеса, который теперь кажется Эйвери ещё более отвратительным. И даже про Зейна, который дважды рисковал шкурой, чтобы спасти Гарри. Это кажется невероятным, но люди не перестают удивлять.
— Зачем он это делал? — Гарри водит кончиками пальцев по её ключице, посылая вдоль её позвоночника сладкую дрожь. — Он говорил, что не мог оставить нас в беде, но я… — он пожимает плечами. — Я не знаю.
И Эйвери вдруг кажется, что это совсем не сложно: понять, почему Зейн поступил так, как поступил. Она улыбается.
— Жизнь заставила его выбирать между любовью и старой дружбой, а это — самый трудный выбор на свете, — только Бог знает, откуда всплывает у неё эта мысль, но здесь, на островах посреди ничего, она уже давно не такая, какой была в Англии. Её мир перевернулся, а вместе с этим пришло понимание чего-то, что не казалось очевидным в её прошлой жизни. Просто потому, что подобными вопросами она не задавалась; её воспитывали иначе.
— Ты никогда не приняла бы меня, если бы я предал своих друзей, — качает головой Гарри.
Приняла бы она? Эйвери не знает. Она слишком многое выяснила о себе за последние месяцы, чтобы хоть в чем-то быть уверенной. Единственное, что она знает точно, — она любит Гарри, а, значит, будет рядом, даже если весь мир от него отвернется. Вероятно, так же рассудила для себя и мисс Джелена Мендес, когда решилась на дерзкий побег из богатого дома, где не была счастлива. Вероятно, любая женщина решила бы так же. Но попадать в такое болото Эйвери не хочет. Есть вещи, которые никогда не должны становиться явью. Предательство близких — одна из них.
— Давай не будем выяснять? — предлагает Эйвери.
Гарри смеется и снова целует её, скользя языком по губам.
Эйвери думает, что обязательно скажет ему о ребёнке. Дайте только убедиться самой.
========== Будущее определено. Анвар ==========
Комментарий к Будущее определено. Анвар
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c850636/v850636532/12aa7c/epot7rlAIek.jpg
https://pp.userapi.com/c850636/v850636532/12aa85/CSSVxTc5rCY.jpg
Побег Стайлса и его подельников наделал в Порт-Ройале много шума. Пришлось вешать сразу пятерых преступников, грабивших честных граждан города, чтобы утихомирить людей, жаждущих зрелищ. Анвар не считает себя поклонником кровавых казней, но ни его, ни Беллу никогда не спрашивали.
Дядюшка рвет и мечет, трясет солдат, массово уснувших на посту, да только они не помнят примерно ничего, кроме девчонки, что принесла им вино и пироги. Ясно, как день, что пираты обманули бравых, но глупых служителей британской короны, и все они отправляются на гауптвахту, да толку с этого? Негодяи только хвост корабля показали.
Анвар сидит в кабинете губернатора. На улице — жара просто адская, и от неё настроение у присутствующих только сильнее портится. Слова Гарри Стайлса в душу Анвару запали, и теперь он боится за свою безопасность. Но, вероятно, осторожная полуправда, выданная им дядюшке, была паршивой идеей.
— Этот сбежавший пират угрожал именно тебе? — губернатор недобро щурится, и Анвар проклинает себя, что решился рассказать дяде об угрозах Стайлса. Быть может, стоило делать вид, что слова пиратского капитана относились к самому властителю Ямайки. — Почему?
— Откуда мне знать, — строит из себя святую невинность Анвар. Он прекрасно знает причину. — Скорее всего, он разозлился, что нам почти удалось его повесить. Вас бы ему не удалось запугать, и он решил надавить на меня. Что ж, теперь, если он вдруг решит отомстить за своё пленение, у него есть все шансы, — а вот это уже правда, и именно этого он больше всего боится. Страх заставил его просить совета у губернатора, но не будет ли хуже от этого?
Сделанного не воротишь.
— Мы должны оповестить об этом Ле Вассёра. Губернатор Тортуги и отец Антуана, жениха твоей сестры, — на этих словах Анвар поморщился: зачем нужно было напоминать? — не сможет отказать нам снова.
Об Антуане дядя говорит так, будто младшего Ле Вассёра в помещении нет и вовсе, но тот не оскорбляется. Ему, кажется, приятно осознавать себя женихом Беллы, несмотря на все открывшиеся обстоятельства.
— Убежден, — произносит Антуан, — мой отец был бы счастлив помочь британской короне.
Анвар очень сомневается, что губернатор Тортуги согласится выдать пиратов — он почти уверен, что часть награбленного имущества уходить в казну острова. Боже, как он хотел бы, чтобы Гарри Стайлс вновь очутился в тюрьме! Самое там негодяю и место. Его смерть — единственная возможность вздохнуть свободно. Чудо, что дядюшка не задумался, о каких преступлениях пират говорил, сидя в чертовой камере! Кто знает, вдруг он решил бы расспрашивать? Впрочем, кто бы поверил пирату…
И, вероятно, Ле Вассёр, памятуя о будущей женитьбе сына, — Боже, хоть Антуан и оказывался с Анваром и Беллой в одной постели каждую ночь, это не добавило никакого желания хотя бы завести с ним дружбу! — мог и согласиться опять выдать британцам команду «Леди Энн». Да только кто знает, не бороздят ли эти негодяи моря вновь, вместо того, чтобы вернуться на свой чертов остров? Или не прячутся ли в трущобах Порт-Ройала, чтобы напасть, как только представится случай?
Анвар с удовольствием смотрел бы, как в петле корчится Гарри Стайлс — наглый, хамоватый пират, осмелившийся увести из-под носа всей семьи Джелену. Эта идиотка, впрочем, так страдала по своему Зейну Малику, что её наверняка и уговаривать не пришлось. Оставила трогательное письмо для родителей — и только её и видели. Ещё и драгоценности свои прихватила да несколько безделушек с полок в гостиной, которыми матушка так дорожила. Мама до сих пор оплакивает её побег. Ну, хотя бы после исчезновения племянницы миссис Клементс изволила съехать в дом, который сняла её вторая дочь с мужем. Они как раз прибыли на Ямайку из Англии, прямо под занавес трагического монолога родителей о «неблагодарной дочери». И, слава Господу Богу, забрали свою матушку.