Гарри Стайлс и его пираты в глазах общества — бандиты и убийцы, проливающими кровь в солёные воды Карибского моря, но, как выясняется, видят в ней за всеми масками её саму. Гарри поразительным образом умудряется выводить её из себя, заставляет проявлять эмоции, которые с детства привычно считать слабостью и скрывать. Эйвери впервые думает, что, возможно, ему было интересно увидеть, что скрывается за фасадом её холодности и её манер, а когда обнаружил…
Нет. Эйвери не может поверить, что интересует его хоть как-то, за исключением того, что за её жизнь должны были заплатить большие деньги, а пока что он развлекается. Хотя видит Бог, дел на «Леди Энн» у капитана Стайлса предостаточно, чтобы так его бездарно тратить.
Ситуация с отплытием её матери на Ямайку и требованием выкупа Эйвери тоже заставляет задуматься. Она хорошо понимает, что губернатор не станет платить за неё двадцать тысяч золотом, зачем ему это? Вероятно, мать уговорит его отправить несколько военных кораблей, и «Леди Энн», а вместе с ней — и пиратам капитана Гарри Стайлса придет конец. Ей бы радоваться, но не получается, и не только потому, что Эйвери отлично знает, какая жизнь её ждет после «спасения» и не желает этого. В конце концов, что ей мешает броситься в море ночью, пока они будут возвращаться в Порт-Ройал? Но Эйвери вспоминает кошачий взгляд Стайлса и его обветренные, горячие губы, вспоминает доброту Найла и ехидный прищур боцмана. Думает, как будет рыдать Шерил, если её Лиам не вернется на Тортугу. Представляет, как океан поглотит тощее тельце Барта. И она может на Библии поклясться, что мысли эти вызывают у неё боль, тянущую где-то за ребрами.
Каждая миля, приближающая «Леди Энн» к Наветренным островам, приближает их к смерти. А Эйвери только начинает понимать, что пират может быть благороднее герцога…
У неё нет плана. Эйвери понятия не имеет, как спасти жизнь капитану Стайлсу и тем, кто обращается с ней, похоже, лучше, чем её собственная мать, хотя она сразу этого и не поняла. И, кажется, оказалась глупее Паулы, которая осознала всё намного быстрее.
На острова галеон прибывает на рассвете. Паула едва дожидается, пока Эйвери поможет ей справиться с завязками на платье, и летит на палубу, забывая о любых манерах и приличиях. Впрочем, здесь некому её осудить. Эйвери заплетает длинные волосы в косу (Боже, она отдала бы всё за возможность помыться!) и выходит следом за ней.
В жизни она не видела ещё ничего прекраснее. У Эйвери перехватывает дыхание, когда она глядит на зелень неизвестных ей растений, покрывающих остров, на песок, о который бьются океанские волны, и она закусывает губу, впервые словив себя на мысли, что могла бы жить на таком острове, и к черту бы эти корсеты и правила приличия, насаждаемые матерью и сестрой.
— Вам по душе наша маленькая гавань на ближайшие полторы недели, мисс? — Гарри облокачивается о фальшборт рядом.
— Это остров Юнион? — спрашивает Эйвери тихо.
— Нет, — он улыбается, широко и ясно, обнажая кривоватые зубы. — Не совсем. Это остров Меро. Юнион находится через пролив отсюда. Пока что мы будем здесь.
Он отходит, отворачивается к команде, отдает приказания. Эйвери смотрит на райский уголок, в который её занесла судьба, и на глаза наворачиваются слезы — первые с тех пор, как отец лег в могилу. Но это другие слезы. Она думает, что мир, все-таки, прекрасен.
«Леди Энн» заходит в небольшую бухту, и вскоре команда сходит на берег. Остров небольшой, они успели обогнуть его и не заметили ни других кораблей, ни какой-либо другой опасности. Найл и несколько матросов, включая Барта углубляются в джунгли и возвращаются с фруктами и убитыми попугаями. Эйвери и Паула видели этих птиц только на картинках и с изумлением разглядывают тушки.
— Так их жаль, — вздыхает Паула. — Они такие красивые…
— Здесь много попугаев, — успокаивает её Найл.
Эйвери видит, что племянница, кажется, испытывает нежные чувства к молодому пирату, и ей бы объяснить Пауле, что у них нет будущего вместе, но это было бы лицемерием. Эйвери может обвинить себя в таких же странных эмоциях к капитану Стайлсу, и пусть она не верит, что может быть влюблена, эти эмоции…
Она не испытывала таких прежде. У неё были поклонники, но никто из этих лощеных аристократов не вызывал в ней этого странного жара, охватывающего тело, как вызывал Гарри. Желания снова дотрагиваться до его смуглой, горячей кожи. Разглядеть черные контуры татуировок, скрывающихся под тканью рубашки. Целовать его сухие, чуть шершавые губы. Библия говорит, что это — грех, что женщина не должна испытывать страсть, что Дьяволу легко её искушать, но Эйвери впервые в жизни думает, что ей не хочется замаливать собственные грехи.
Если она будет отчитывать Паулу за её полудетские чувства, это будет лицемерием, а врать собственной племяннице Эйвери не хочет.
— Здесь есть озеро, мисс, — Мидлтон присаживается рядом прямо на песок, тогда как Эйвери сидит на каком-то полене, притащенном командой из джунглей. — Пресная вода, мы уже набрали несколько бочек.
Эйвери понимает намек и улыбается.
— А капитан меня отпустит?
Барт смеется, заливисто и звонко, и снова, снова Эйвери кажется, что она что-то упускает в этом мальчишке.
— Остров необитаем, мисс, озеро недалеко, опасности нет, а бежать вам, простите, некуда. Возможно, он даже не заметит — кажется, он на «Леди Энн». Если верить нашему Эрколе.
Эйвери помыться просто мечтает. Улучив минуту, пока пираты ужинают печеными фруктами и мясом убитых птиц, она подхватывает юбки и спешит в сторону джунглей, туда, куда указал Барт.
Она не боится заблудиться — тропинка среди странных, прежде невиданных ею деревьев, уже кем-то прорублена, и она подозревает, что пиратские корабли часто заходят в эту бухту на стоянку, чтобы починить свои фрегаты или галеоны и отдохнуть.
Озеро действительно находится недалеко. Эйвери добирается до него минут за пять и почти предвкушает, как окунется в чистую, прохладную воду, но ее ждет сюрприз. На самом деле, почти выбравшись к озеру, первыми она видит сброшенные штаны и рубашку, валяющиеся на берегу, и только потом замечает капитана Гарри. Он стоит к ней спиной, и, к счастью, её не видит, — занят тем, что вытряхивает из ушей воду. Длинные, мокрые волосы забраны во что-то типа узла на затылке, капли воды сползают по смуглой, татуированной коже. Щеки Эйвери начинают полыхать, и она, дождавшись, пока Гарри уйдет под воду, юркает за ближайшее дерево, жмется спиной к шершавой, грубой коре.
Вот чёрт.
Чёрт, чёрт, чёрт…
Эйвери понимает, что уйти сейчас — это гарантированно привлечь его внимание. Сердце норовит выломать ребра, а жар заливает не только щеки. Пожалуй, увидеть капитана абсолютно голым, — это не то, чего она хотела. Нет. Совсем нет.
Она слышит всплеск, осторожно высовывает нос из-за дерева — капитан наслаждается плаванием и жмурит глаза. Эйвери знает, что должна отвернуться. Просто должна, того требуют приличия. Но смотрит на Гарри, потому что когда ещё ей выдастся случай увидеть его таким… нет, не голым, а расслабленным, спокойным и даже в чем-то счастливым. Он мурлычет какую-то песенку, а Эйвери вновь прячется за дерево и боится, что Гарри её заметит, если она взглянет ещё раз. Она задыхается от по-прежнему непонятных ей эмоций, воздух застревает в горле, и ей хочется снова касаться Гарри, ощущать под ладонью крепкие мышцы, и…