– Ремарцы не молятся внутри. Они всегда собираются на площадях или в оливковых рощах возле храмов. Здания – обитель богов, именно потому они напоминают скорее наши часовни, чем церкви.
– Ну, ты меня впечатлил, Крис, – искренне говорю я.
– К вашим услугам, господин капрал! – дурачится Баллард. – Я немного об этом читал, прежде чем сюда приехал. Нужно знать такие вещи.
– Ты прав. Я стараюсь поступать точно так же.
Пытаюсь вспомнить, что мне известно о культе Афродиты.
Существует характерное различие между строгими правилами храма и поведением служительниц за его стенами. Притом что ни один мужчина не может приблизиться к дому богини, если в нем находится священная статуя, служительницы, особенно молодые послушницы, известны своей распущенностью во время визитов в город. Они выбирают себе партнеров, иногда даже нескольких за ночь, и совокупляются с ними, воздавая хвалу своей госпоже. Для служения в храме принимаются только молодые и самые красивые девушки.
Думая о Неми, я не вижу перед собой Дочь Коринфа. Эта миниатюрная девушка не ассоциируется у меня ни с религиозной проституцией, ни вообще с какой-либо чушью, связанной с культами. Но что я знаю о Ремарке, чтобы высказывать подобные суждения? Все мои представления о служительницах Афродиты опираются на стереотипы из фильмов о путешествиях и порнопорталов.
Лейтенант Будни, которая разговаривает с верховной служительницей, наверняка знает намного больше. Ей придется употребить немало аргументов, чтобы убедить храм предоставить холм нашим войскам. Командованию пришла в голову идея разместить здесь форпост. Идеальный со стратегической точки зрения пункт позволяет контролировать обширный квартал города. Мэр отказал по религиозным причинам и отправил нас в храм.
– Ни хрена из этого не выйдет, господа, – подытоживает сержант Голя, бросая взгляд в сторону ворот. – Ну хоть дождя нет.
Визит на холм Афродиты мы воспринимаем как послеобеденную прогулку, задание для галочки. Через три дня мы едем на форпост Адмирум, и это может оказаться серьезным испытанием. Нам предстоит конвоировать боеприпасы и снаряжение для парней из первого батальона, дислоцировавшихся у подножия Волчьих гор. Их почти ежедневно атакуют партизаны, а весь их персонал состоит из двух довольно плохо обученных взводов.
Они сидят там и ждут смерти.
Четверг, 3 марта, 20.15
Ялюблю такие вечера. Мы сидим с Водяной Блохой, Пуричем и Гаусом в столовой и играем в покер с мелкими ставками. Завтра у нас выезд, поэтому сегодня мы свободны от службы; на вызовы отвечает ВБР из второго батальона, дислоцированного на базе Кентавр. У меня давно не было возможности спокойно поговорить со своими парнями. Только Ротт, как обычно, куда-то запропастился. Ну и хрен с ним – скатертью дорога. Через два столика от нас сидит Усиль со своим отделением.
Офицеры появляются ненадолго и не мешают нам развлекаться, за исключением капитана Бека. Командир роты покупает сигару и долго сидит, внимательно просматривая газету, заказывает очередной чай, а потом зовет нас с Петером, сажает за свой столик и вполголоса говорит:
– Господа, осторожнее на автостраде. Снабжение для Адмирума критически важно, но мне не нужны бессмысленные потери в моей роте.
– Так точно, господин капитан, – отвечаю я за нас обоих.
– Я просвещаю всех командиров, чтобы смотрели в оба – атаки террористов усиливаются с каждым днем. Вы должны довезти снаряжение и вернуться целыми и невредимыми. Понятно?
– Так точно! – Я на мгновение задумываюсь. – Можно вопрос: какую-нибудь поддержку мы получим?
– Вы получите один разведывательный дрон. Я с радостью дал бы вам больше, но радиус действия слабый, партизаны заглушают сигнал. В феврале мы потеряли множество аппаратуры. Избегайте непосредственных столкновений и возвращайтесь на базу.
Когда капитан уходит, мы с Петером удивленно смотрим друг на друга. Он никогда себя так прежде не вел, не разговаривал с капралами, за исключением официальных совещаний. Похоже, дело и впрямь обстоит не лучшим образом, если он решил дать нам личные инструкции. На всякий случай мы договариваемся, что парням сообщать эти сведения не будем.
Я возвращаюсь к своим и говорю, что Беку захотелось поболтать – мол, он расспрашивал, как нам служится, и все такое прочее. С офицерами порой такое бывает. Но в душе ощущаю тревогу, и даже королевское каре, которое я выкладываю в следующей раздаче, не радует так, как обычно. Настроение поднимает только Гаус, который внезапно ни с того ни с сего заявляет: