– Так точно.
– Только паники нам еще сейчас не хватало. Если я узнаю, что по базе ходят слухи насчет диагноза рядового Гинека, последствия для тебя будут суровыми. За всё, включая имплантат.
– Так точно, госпожа капитан. – Я чувствую, как по спине стекает капля пота.
– Можешь быть свободен. У меня сейчас нет времени на всякую чушь.
Пятясь, я выхожу из кабинета. Единственное, чего мне хочется, – исчезнуть с глаз раздраженного врача. В голове сменяют друг друга образы искалеченных стрелков, пьяного сержанта и стонущего рядового, который утверждает, будто умер в пустыне Саладх. Все это тонет в памяти, проваливаясь, словно камень, в голубизну сновидений. Происходит нечто, чего я пока не понимаю и не могу свести воедино. Я знаю лишь, что нам нужно бежать отсюда, но вместе с тем отдаю себе отчет в том, что мы все больше ввязываемся в эту войну.
И поэтому я должен понять, в чем дело, узнать как можно больше.
Вторник, 15 марта, 08.30
Гражданские рабочие под присмотром сержанта Крелла устанавливают защиту на «скорпионы». Машины въезжают в жестяной ангар, а техники приваривают к передним бамперам металлические трубы метра полтора высотой, загнутые в направлении езды. Их задача – защитить стрелков от обезглавливания, разрывая натянутую поперек дороги проволоку.
Мы – Пурич, Водяная Блоха и я – наблюдаем за их работой, стоя под навесом у входа в столовую. Наш ВБР все еще в своего рода неформальном отпуске – капитан Бек решил продлить нам освобождение от вызовов. Мы выполняем не столь существенные задания, наверняка еще и из-за «проблем со здоровьем» нашего сержанта.
– Слышал, Маркус, что в Хармане в тот же день был совершен теракт с использованием струны? – спрашивает Дафни. – Это была скоординированная операция.
– Да, слышал. Погиб солдат с базы Кентавр.
– Патрули боятся выезжать с базы со стрелками на башенках.
– Мачты решат вопрос. Так что способ оказался одноразовым.
Пурич начинает плакать, по его щекам текут слезы. Он благодарит меня за то, что я спас ему жизнь. По его словам, в первое мгновение он не понял, в чем дело, и хотел ударить меня в ответ, думая, что это глупая шутка. То же самое он беспрестанно повторяет уже пять дней. Я стараюсь не реагировать – не хочется списывать все на счастливое стечение обстоятельств.
Мы будем ездить с торчащими в небо трубами. Не дадим этим мерзавцам себя запугать. В дверях казармы появляется сержант Голя и внимательно оглядывает плац. Он наконец трезв, и на лице его та же ироническая усмешка, к которой мы привыкли с самого начала нашей миссии. Хотелось бы верить, что ситуация возвращается в норму.
Случившееся в Кардаме что-то изменило в наших головах, а ненависть к террористам никогда еще не была столь велика. Парни готовы растерзать их в клочья голыми руками. И я прекрасно их понимаю. У нас должна быть цель, пусть даже самая низменная и простая.
Глава шестая
Среда, 16 марта, 14.05
Харман, провинция Саладх, Южный Ремарк
Сегодня солнечно. Двадцать один градус тепла, легкий южный ветер, птицы на окрестных деревьях щебечут как сумасшедшие. Утром я проверял прогноз погоды для Раммы. У вас тоже светит солнце, сынок, хотя и намного холоднее. Мама наверняка взяла тебя на прогулку. Может, ты качаешься на качелях на игровой площадке или ездишь на велосипеде по дворовой аллее. Если ты унаследовал мою любовь к двухколесным машинам, то у тебя, возможно, уже неплохо получается.
Гены – могучая сила. Они перетасовываются в каждом поколении, передавая черты, о которых порой хотелось бы забыть. Если ты, выражаясь деликатно, окажешься скептически настроен к жизни, а любой человек, который несет чушь, покажется тебе отбросом – ты унаследовал это от меня, так же как склонность к насморку, неплохой слух, любовь к сладкому и страх высоты. Я также всегда любил быструю езду на автомобиле, так что, прошу тебя, будь осторожнее.
Твоя мама обожает цвета, особенно сочетания ярких красок с лавандой, которая ассоциируется у нее с полями Прованса. Потертые, слегка обветшавшие мебель и стены, двустворчатые двери, балки на потолке, каменный пол. Ты еще насмотришься на все это за долгие годы. Но мама – это еще и острые приправы, экспериментальная музыка, парализующий страх перед чужой оценкой и путешествия в далекие города.
Мне хотелось бы знать, сколько от меня останется в тебе. Обычное эгоистичное любопытство. Будешь ли ты любить футбол и будут ли женщины для тебя столь же большой загадкой, как для меня? Или, несмотря на врожденную нелюбовь к переменам, ты будешь бросаться в водоворот событий, чтобы чего-то достичь и исполнить свои мечты?