Она вздохнула.
– Лицо осунулось. Вокруг глаз морщинки. В волосах седина. Где твоя роскошная шевелюра? Где каштановый цвет?
– А какой сейчас? – глупо спросила я.
– Ты что, Дивинова?
Кира встала, поставила на стол кофейные чашки с блюдцами и продолжала:
– Нос кажется огромным. Удивительно для такого маленького носа. На лице только нос и глаза. Больше ничего.
– Ты переводишь текст с описанием внешности? – пошутила я. – Вспоминаешь лексику?
Кира никогда раньше меня не критиковала. Даже в тот день, когда я пришла в офис в старых рваных джинсах Кирилла, потому что они были черного цвета.
Она отмахнулась:
– Вид болезненный и усталый. – Кира будто диктовала текст. Она точно подготовилась к нашему разговору.
– Я тебя убедила? – закончила она речь.
Я кивнула. Я ощущала себя забитой и затравленной. Я знала. Кира права. Она хочет, как лучше. Но мне было неприятно то, что она говорит.
Интересно, что сказал бы Кирилл? Хотя нет. Я знала. Кирилл отругал бы за то, что так себя запустила. Он всегда хотел для меня самого лучшего. Часто дарил цветы, духи и косметику. Я никогда не спорила. Если нравилось ему, значит, и мне. Наши вкусы почти всегда совпадали. Мы были созданы друг для друга… Я поняла, что меня опять уносит в сторону.
– Я вот думаю, – сказала я. – Надо было все время жаловаться на жизнь и на мужа.
– Ты о чем? – удивилась Кира.
– Некоторые всегда жалуются и причитают, даже если у них все хорошо. – То, что я произнесла, было неожиданным для меня самой. Я никогда так не думала. Что это? Отражение тайных мыслей? Поток подсознания?
Кира смотрела на кофеварку и молчала. В ее глазах я видела непонимание и разозлилась:
– Надо все время ныть и жаловаться. И тогда сейчас все было бы хорошо!
Я повысила голос:
– Как у других, которые врут, чтобы их не сглазили. Кирилл был бы со мной сейчас!
Голос сорвался. Я поняла, что вот-вот расплачусь.
– Яся, что ты такое говоришь, – Кира села рядом и обняла меня. – Ерунда какая-то! Ну, при чем тут, кто и что говорит?
– А чего вы, девчонки, тут одни сидите? – послышался голос Бориса.
Как будто он стоял под дверью. А, может, и правда, стоял и подслушивал? Тогда он слышал, как ругала меня Кира. Как стыдно! Я торопливо промокнула глаза салфеткой.
Примерно через две минуты с той же фразой к нам заявился Денис. Сплошной плагиат!
Оба уселись за стол напротив, получили по чашке кофе и бутерброду и принялись на меня поглядывать. Сочувственно. Не могу сказать, что они очень раздражали, но было неуютно. Я знала, что у меня красные глаза. Я уже поняла, что сейчас случится, и пожалела, что не сбежала из офиса и согласилась на посиделки. Слишком много внимания к моей персоне.
– Яся, – печально сказала Кира. – Мы все помним, какой сегодня день. Мы очень тебе сочувствуем.
Она взяла в руки чашку.
– Иногда неизвестность – лучше, чем определенность. Мы, люди, никогда не знаем, от чего нас оберегает судьба. Не знаем, что ждет завтра. Я думаю, так лучше. К сожалению, понимаешь только с возрастом. Ну, ты сама знаешь.
– Да, Яник, – поддакнул Денис. – Ну, ты уж очень не горюй. Может, что-то еще и выяснится. Конечно, выяснится. Обязательно! Иногда все бывает так, как и не ждешь. Или не так, как кажется. И вообще, часто все очень неожиданно бывает. И непонятно.
Он запутался в словах и замолчал. Выступление Дениса мне показалось странным. Впрочем, как и слова Киры. Такое впечатление, что они договорились заранее. Отрепетировали роли.
– Я и говорю – у судьбы свои планы на каждого, – повторила Кира.
Не друзья, а пророки какие-то. Вещают, будто что-то знают. Афоризмами. Тоже мне, провидцы.
На кухню вошли Морис, Никита и Зоя. Странно, что-то они припоздали.
– Мы помним о твоем несчастье, Яна, даже если ничего не говорим, – сказал Никита. – У тебя тяжелое время.
– Да, но оно пройдет, – поддакнул Морис басом, который не подходил к его легкому и невесомому образу эльфа. – Правда выяснится. Не дрейфь! Мы рядом. Прорвемся!
– Мы с тобой, – Зоя обняла меня.
Глаза защипало. Я прикрыла их рукой и кивнула. Сердце застыло и почти не билось. Если кто-то начинал говорить о Кирилле, я не могла реагировать спокойно. Может быть, когда-нибудь я смогу.
Я поняла, что устала от сочувствия, хотя точно знала, оно искреннее. Я сходила с ума от того, что все вокруг говорят о Кирилле. Жалеют меня. Но никто не знает, что с ним случилось. Это было непереносимо. На самом деле Кирилл принадлежал только мне. Мне одной.
Лишь Борис вел себя странно. Он промолчал и не сказал ни слова поддержки. Сидел, опустив голову, так, что я не видела его глаза. Только кивал, соглашаясь с остальными.