— Мы передаем книги, письмена, диски, иероглифы — а дальше? Ничего. Ровным счетом ничего особенного. — двойник выпрямился и дернул плечами, продолжая монолог. — Вторая модель — я человек… Гусеница общается с деревом — ни один, ни другой не понимают друг-друга… Леопард убивает. Лань она не слышит и не понимает его голода… А я человек… Я вырубаю деревья, убиваю коз и коров, выдергиваю растения… Я питаюсь и хочу на чем-то писать и рисовать — созидание ради чьей-то смерти… И я человек? — в глазах моего отражения явным светом сиял вопрос схожий с помешательством. Голос становился все более беспомощным и хриплым. — Образование, мышление, амбиции, слезы, эмоции, чувства — и я человек? Но я поглощаю, испражняюсь, лезу куда-то вверх, вниз. Набиваю свое брюхо и снова отвергаю плоды жизнедеятельности. Сплю, просыпаюсь. Деформируюсь, преображаюсь. Да это так. И тогда чем же мы различны с гусеницей? — стены норы стали еще ближе ко мне. Все пространство сужалось, и меня охватил страх. Я захотела крикнуть в отражение, но, к моему величайшему удивлению, я уже не слышала свой голос. Сначала я не поверила в это. Совершив несколько отчаянных попыток сорвать хоть какой-нибудь звук из своего горла, я поняла, что не могу. Все. Я стала немой. И мало этого, мои губы, против моей собственной воли, двигались в такт со словами моего отражения. — Я — дитя Вселенной, Космоса, Хаоса… А дальше? Я могу предсказывать будущее — это делает меня счастливее? Нет. Я зарабатываю сотни тысяч злат — я счастлив? Нет. Я произвожу десятки детей — это делает меня счастливым? Нет. Я целую сотню женщин — это сделает меня счастливым на всю оставшуюся жизнь? Нет. Я умру — я буду счастлив? — отражение расхохоталось недобрым смехом и я вместе с ним. — Слишком много вопросов. — покачала головой я, периодически вздрагивая всем худым телом. — Интересно, сколько их у животных. Как часто слон или ящерица спрашивают себя «кто я»? Ха-ха. Да. Мы же их и не спрашивали об этом. Собака — собаке рознь — рознь человеку? Но она, собака, например, живет по своим правилам… А какие, же у нас правила? У нас у людей? У меня в частности? — на коленях моего отражения возник пистолет. Старый, потрепанный, приобретенный где-то в подворотне. Я хотела что-то предпринять и не могла. Больше мое тело не принадлежало мне, оно принадлежало ей, которая я, но по другую сторону стекла.
— Предположим — я человек. Здорово. Тогда ответь мне. Что я люблю? — отражение снова засмеялось, и это было очень громко. Нора сдавливала меня, я видела только ее, мою часть себя, но сопротивляться не могла. Ее голос повсеместно стоял в моей голове, он был внутри меня, он был повсюду, и это было невыносимо! А она, эта чертова Саен, все говорила и говорила.
— Что я люблю? Подчиняться и подчинять! Разрушать и создавать. Но как я далек от созидания… По принципу своих внутренних настроек, состоящих из бесчисленных кодов убеждений и правил… Я! Я могу только разрушать, и ни как не созидать. — мой двойник рассмеялась, из глаз потекли слезы и она приложила дуло пистолета к виску. — Я человек — я разрушитель. Я машина. Убийца — и ничего больше.
— Нет. — выдавила я из себя жалкий звук, но было поздно.
Глава 8. Oculorum
Саен лежала на лестничной клетке. Ворон вертел головой и рассматривал мутными от черноты глазами, бездыханное тело. Девушка подала первые признаки жизни и первым делом смачно выругалась. Птица взмахнула антрацитовыми крылами и села на перила, чтобы лучше видеть девушку.
— Черт подери! Что это было! — продолжала ругаться Саен, в слабых потугах опереться на худые руки. — О! Это ты. — на лице снова появился презрительный взгляд. — Не думала, что скажу это. Но я рада тебя видеть. — Саен, наконец, встала на ноги, ей было неудобно, высокая платформа на мощных берцах затруднило ее становление. — Вот дерьмо. — Саен вскинула голову назад, она явно была уставшей, даже скорее измученной. — Отлично глупая птица. Что дальше? — Саен отряхнула готические одежды, звеня многочисленными украшениями. — Чего молчишь? Сказать нечего? Или может, я уже ожила, и вот просто стою на площадке, пытаясь вывести на диалог птицу, как полная дура?
— Ты все еще мертва. — лаконично отозвалась птица.
— Вон оно как. Ясно. — Саен машинально похлопала себя по туловищу в поисках сигарет, не обнаружив коих, вновь прибегла к изощренным эпитетам.
— Ты мертва. — повторил ворон.
— И что? — крикнула Саен. — Говорить с птицами можно, а покурить нельзя? Что за мир хренов! Я что в аду? Ты это хочешь сказать? — Саен попыталась ударить в стену кулаком, но стена оказалась слишком далеко от нее, поэтому ее удар, выглядел глуповато и размазанным. Движение в никуда. — Черт, как мне это все надоело.
— Нет. Ты не в аду. — ворон спрыгнул ближе к ногам девушки и весьма ловко подхватил еще живого жука, на лестничной площадке было предельно тихо, поэтому хруст хитинового покрова, чуть ли ни эхом разнесся в пространстве.
— Фу, блин. — Саен скривилась и сглотнула подступающую слюнную жидкость. — Ладно. Но и раем это тоже не назовешь. И вообще мне плевать, где я. Что ты хочешь от меня? — Саен была максимально напряжена и прижала ладони к вискам, после чего резко выбросила руки вперед.
— Мне ничего от тебя не нужно. — ворон величественно взмахнул крыльями и снова уселся на перила. — Ты в своих комиксах так часто рисовала ад. — птица деловито сложила массивные крылья сзади. — Ты думаешь, он именно такой, каким ты его изображала?
— Слушай! Это уже демагогия. Давай к сути вопроса. — Саен присела на корточки, оперев лицо белыми костяшками пальцев рук. — Мало ли что я рисовала. Это моя работа. Это. Это просто мое виденье мира и все такое. Мне насрать как выглядит твой ад или рай или еще что там. Я сейчас здесь. Вот я. Я. И что? Что? Смысл? Будем так вот стоять, болтать? В этом твоя вечность?
— Нет. Это промежуточное пространство. — ворон повернул голову влево и пристально посмотрел на дерганную, озлобленную спутницу или узницу. — Тебе нужно на поле. — заявил он и спрыгнул вниз, смешно, карикатурно подпрыгивая к самым коленям девушки.
— В смысле? Что значит на поле? — Саен от неожиданности опустила руки на ботинки, давая птице фарватер к своему личному пространству. — Какое еще поле?!
— Так тебя на поле не пропустят. — ворон задумался. Он был очень крупной птицей, возможно чуть больше привычного для нас размера. Он в пару прыжков приблизился в плотную к девушке. Их лица, назовем это так, были почти на одном уровне друг с другом. — Когда ты стреляла себе в голову. Пуля вылетела, пробив клиновидную кость. Твой глаз вынесло через пазуху вместе с пулей, куда-то очень далеко. — птица сделала слабый прыжок еще ближе к девушке, которая как завороженная сидела и просто смотрела на птицу. — Неприятно это делать. Но я должен. — ворон не мешкая, одним мощным и четким ударом пробил Саен правый глаз. Секунда вопля и тишина.
Глава 9. Шелкопряды. Часть 1
Деревья. Стройные, развесистые, высокие деревья стояли прямыми четкими линиями. Чья то заботливая рука, с не лишенным конструктивизмом, скрупулезно ровно высадила огромные плантации странных, незнакомых для Саен деревьев. Лиственные посадки были одинакового роста и размера. Саен стояла по обыкновению в изогнутой переломленной позе, криво выставив левую ногу в сторону. Она непонимающе смотрела на предлагаемый ей пространством сад. Эта необычная посадка была так величественна, что все потуги определить размер данного сада не привели Саен к четким, как бы ей того хотелось вычислениям его размеров. Впереди и позади, с право и с лево от нее, ровные ряды лиственных деревьев казались бесконечными. Саен нервничала и дергала плечом. Ей определенно не нравилось это место.