— Ну, скажем так, я знаю немного больше, чем среднестатистический нью-йоркец.
— Я заметила, — Хардли была уверена, что он строил из себя умника, он и был чёртовым умником, учитывая его богатую биографию, но тем не менее, его снисходительный тон меньше раздражать не стал. — И всё же это не ответ.
— Тогда задайте правильный вопрос, детектив.
Хардли поняла, что не может составить слова, вертящиеся на языке, в членораздельную фразу, ей что-то мешало. Маркус Лири словно копался у неё в подкорке. Она слышала, как скрипят в мозгу шестеренки, будто кто-то перебирает их невидимой рукой. Казалось, даже звуки становятся глуше, стоило лишь чуть дольше смотреть ему в глаза. Странный, тяжёлый, неудобный — Хардли, привыкшей быть хозяйкой положения при допросе, становилось в тягость вести этот диалог. Она не привыкла что кто-то перехватывает у неё инициативу, предвосхищает её вопросы, которые она даже ещё не успела сформулировать у себя в мыслях. Это злило и вызывало странное чувство тревоги, но не страха, а скорее неотвратимого ощущения близкой беды.
Она подождала, пока официант примет у Лири заказ на два кофе. Пауза позволила ей собраться с мыслями и начать, наконец, атаковать.
— Думаю, вам стоит быть более конкретным. Вы подозреваетесь в убийстве.
— Не может быть, — шутливо парировал он. — Думаю, тогда бы мы с вами разговаривали совершенно в другой обстановке.
Он положил на стол руки и, улыбнувшись, чуть склонился к ней, в каком-то доверительном жесте, словно общался с давней подругой. Хардли сделала обратное движение, вжавшись в спинку стула. Взгляд снова зацепился на россыпь мелких белых шрамов на его ладонях и пальцах. Они походили на следы от осколков.
Ровно на секунду она почувствовала, что Лири пугает её. Он будто знал наперед все её аргументы, снимал с языка слова, которые она не успевала произнести. Это здорово злило, потому что не поддавалось никакой логике.
— Послушайте, профессор…
— Просто Маркус, — улыбнулся Лири и отзеркалил её позу, удалившись из её личного пространства. Хардли стало легче дышать.
— Она училась в этом же университете. Вы знали её?
— Вы хотели задать не этот вопрос, верно?
За столиком повисла тишина и даже звуки извне не могли пробить её стальной колпак. Раздражение достигло точки кипения, но так и не сумело рвануть, застыв на предельной отметке, словно под струей жидкого азота. Хардли посмотрела на него. Взгляд, который словно вытягивал из неё всю подноготную, вытаскивал наружу мысли, которые она запрещала себе думать, страхи и сомнения, которые не имели смысла. Оливия не стала сопротивляться. Воровато осмотревшись по сторонам, Хардли убедилась, что их странный разговор никому не слышен.
— Я хочу знать, что это было? Почему она смотрела на меня, если на тот момент времени она уже была мертва? И откуда вы, чёрт возьми, это знали?!
Она выдала на одном дыхании всё, что на самом деле волновало её и получила, наконец, отклик. Лири опустил глаза и вздохнул. Оливия почувствовала, что её перестали препарировать.
— Хорошо, — он улыбнулся одними уголками губ и заговорил. — Я могу переходить в такое состояние, в котором вижу энергетическую структуру мира. Здания, места скопления людей, сами люди — у всего есть определённое «свечение» или цвет. У тех, кто преступает закон, он один, у чистых душ, например, у детей или монахинь, другой. Больницы, церкви, наркопритоны, места преступлений и самоубийств — у всего своя энергетика. В этой структуре есть своеобразные уровни. Всего их девять, наш с вами считается третьим. На четвёртом и выше живут более высокоорганизованные сущности, на втором — примитивные сущности, как нейтральные, так и вредные. Они стремятся вылезти из него, цепляются за людей, питаются их энергией, преимущественно негативной, наносят вред здоровью, даже доводят до смерти и самоубийств. Иногда им удаётся выбраться и происходит какая-нибудь, по весьма образному выражению моих студентов, необъяснимая фигня, вроде этого случая в метро.
Хардли слушала и понимала, что ни черта не слышит. Её дурили. Откровенно и по-хамски.
— Маркус Лири, — она медленно произнесла его имя, словно пробуя на вкус каждую букву. — Вы имеете какое-то отношение к гуру психоделической революции шестидесятых*?
— Нет, это удивительное совпадение, ведь я отчасти прошёл его путь.
— Значит, наркоман. Так я и думала, — с чувством удовлетворения Оливия сложила руки на груди и посмотрела на него с вызовом.
— Не больше, чем вы, — ничуть не изменившись в лице, Маркус Лири говорил так, будто знал наверняка, что она балуется травой. Самодовольная ухмылка медленно сползала с её лица, меняясь на изумление, которое Хардли тщательно старалась скрыть.
— Люди зачастую не верят правде. Иногда это удобно, — Лири взглянул на часы и подозвал взглядом официанта. Он спешил. — Она не была моей студенткой, вы можете запросить данные на кафедре, если не верите на слово, — Лири заговорил быстро, словно пытался впихнуть как можно больше информации в оставшиеся у него свободные минуты. — Да, в том поезде она уже была мертва. Я не знал, что она погибнет. Здесь десятки тысяч студентов, и если я стану просматривать каждого, то у меня просто взорвется голова — поверьте мне, я пытался — но это не значит, что мне не жаль. Спасти всех невозможно. Я рад, что хотя бы вы в порядке.
Он был искренен. В момент, когда он произносил эту торопливую речь, фасад отстраненного превосходства дал трещину, и Хардли увидела другого Лири. Сопереживание, чувство вины и вселенская тоска мелькнули в его глазах, которые, казалось, видели многое. Такой взгляд она наблюдала у девяностолетних стариков, которых не коснулся маразм и деменция. В них отражался весь их прожитый век. Отдав подошедшему работнику кредитку, Лири поднялся из-за стола и потянулся к пальто.
— И что мне предоставить в отчёте? — растерянно воскликнула Хардли, не веря, что разговор закончен. Она не верила ни единому сказанному слову, но в то же время поражалась тому, как сильно его речь походила на правду и тому, что она — самый приземленный человек на планете — отчего-то такую правду допускала.
— Вы хороший детектив, Оливия? — она молчала, но Лири знал ответ. Хардли была отличным детективом, этого было не скрыть от него, как и наличия пакетика с марихуаной, который так и остался в доме Вуда. — Уверен, вы что-нибудь придумаете.
— Да что за бред? — Оливия прошипела сквозь зубы, глядя на дно чашки. Она пыталась совладать с собой.
— И ещё, — остановившись в проходе, Маркус Лири повернулся к ней. — Вам изменил ваш мужчина. Не слишком растраивайтесь. Это не ваш мужчина.
Хардли молча проводила его взглядом до двери, после молча наблюдала, как он сел в такси и поднёс к уху телефон. Мышцы сковало стальным напряжением, словно всё внутри стянулось в тугую пружину — она сжалась крючком над столом и никак не могла разогнуться. Оливия была потрясена, но в то же время удивительно спокойна, будто Лири не открыл ей ничего сверхестественного или вовсе наплёл с три короба. С этим ещё предстояло разобраться, а в первую очередь, стоило разобраться со своим отношением к этому.
Единственное, что Хардли понимала чётко, что не записала показания, не взяла номер телефона, не сделала ничего из того, что требует протокол.
Комментарий к Замешательство
*имелся в виду Тимоти Лири — психолог, писатель, исследователь влияния психоделических препаратов на организм человека.