— Я спать.
— Ложись. Я еще посижу.
Обтерев лицо влажной материей, я вытянулась на лежанке из листьев папоротника и, скрестив руки под головой, посмотрела на небо. Через плотное марево тумана разглядеть ничего не удалось, тогда я повернула голову и посмотрела на мужчину у костра. Он сидел с закрытыми глазами, и хмурил брови, на тонких губах застыла жестокая улыбка, аж мурашки по спине побежали. Я отвернулась и тихо спросила:
— Бран, нам еще долго идти по болоту?
— Если продолжим в том же темпе, то завтра к полудню выйдем на караванный тракт. Он с запада огибает «танцующие» топи, затем идет по краю джунглей и проходит через пограничный город Чемрез. К закату мы будем у ворот города.
— Нас же сразу схватят. — От волнения мой голос сорвался на крик.
— Я все продумал. Не бери в голову и ложись спать.
Пару минут я сверлила туата недоверчивым взглядом, но тот как будто не замечал пристального внимания, а сосредоточенно прислушивался к чему-то. В итоге я плюнула и, отвернувшись, улеглась спать. Вот же. Продумал он все! От досады прикусила губу. Чтоб тебя комары сожрали! Со всего размаху хлопнула себя по щеке, прибив вконец охамевшего кровососа. Со всех сторон окружили гады! Закрыла глаза. Сон не шел. Пахло сгнившей травой и тухлятиной. Сырость пробирала до костей. Влажное платье липло к коже, заставляя содрогаться от холода. Нудно жужжала докучливая мошкара. А где-то на деревьях надрывно кричали «макаки». Вот как в такой нервной обстановке можно уснуть!?
Вдруг все разом стихло. На болото опустилась жуткая леденящая кровь тишина. Браслет нагрелся, предупреждая об опасности. Сзади откуда мы сегодня пришли, послышалось чавканье. А затем до нас докатилось глухое утробное урчания. Я подскочила и немигающим взглядом впилась в сизый сумрак. Боковым зрением заметила, как ко мне подошел Бран. Теплая рука опустилась на плечо. Он развернул меня лицом к себе и приложил палец к губам. Знаками показал, чтобы я оставалась возле костра и никуда от него не отходила. Я кивнула, тогда мужчина бесшумно скользнул в туман и растворился. Продолжая следить за тем местом, где скрылся туат, я придвинулась к огню. Подбросив оставшийся хворост, нащупала в мешке рукоятку ножа и, вытащив его, выставила вперед. Я не умела пользоваться оружием, но рукоять, сжатая до боли и побелевших костяшек сейчас была для меня якорем спасения. Она давала ощущение защищенности и не давала скатиться в истерику. Другую руку я положила на живот и успокаивающе погладила.
— Все хорошо малыш. Дядя Бран защитит нас. Не бойся.
Последовал отклик полный тревоги, я еще раз погладила живот и продолжила неотрывно смотреть в темноту. Минуты текли мучительно долго, изматывая бесконечным ожиданием. Все органы чувств обострились. Я прислушивалась к каждому шороху, каждому всплеску воды. Всматривалась в мутную пелену ночи. В какой-то момент даже начало казаться, что я вижу огромный корявый силуэт, а вокруг него кружит в неистовом и смертоносном танце зеленое пламя. Чудовищный исполин все меньше и меньше пока совсем не оседает под напором огня. Звуки постепенно возвращаются в джунгли. Вновь верещали обезьяны, квакали лягушки и противно жужжали москиты, куда же без них. Я бессознательно продолжала сжимать рукоять ножа и ждала Брана. И он как всегда появился внезапно.
— Это я Эйре. Слышишь? Если слышишь, кивни, — туат выставил руки, вперед открыв ладони, и с беспокойством следил за мной. Я кивнула, он улыбнулся, — умница. А теперь положи нож на землю. Аккуратно. Расцепи пальцы. Можешь?
Я сделала все, что сказал мужчина, но пальцы не слушались, их свело судорогой. Посмотрела в глаза туату и хрипло прошептала:
— Я не могу. Не получается.
— Бывает. Не волнуйся. Я тебе помогу. Вот так девочка. Осторожно. Ты молодец. Храбрая маленькая тир ши. Тшш, все хорошо.
Бран, потихоньку разжал каждый палец и забрал нож. Затекшие пальцы пронзили тысячи острых игл. Я растерла онемевшие руки и молча смотрела, как туат прячет нож в мешке и достает кулек с растертой травой. Он все это время говорил какие-то глупые, ласковые слова. Я чувствую, как напряжение сходит и меня начинает бить мелкая дрожь. Нервы ни к черту! Туат бросил траву в скорлупу с водой и подал мне.
— Выпей. Давай помогу, а то все расплескаешь. — Он поднес скорлупу к моим губам, и я сделала несколько глотков.
— Все позади, Эйре. — Бран обнял меня за плечи и легонько похлопал ладонью. — Все хорошо. Я поклялся тебя защищать. И что мне будет великому воину и королю Тоингрина. Ты меня недооцениваешь. Для меня забавой было сражаться с дюжиной таких червячков, а один всего лишь досадная помеха.
— Червячок!?
— Болотный червь широко распространен в болотах Мосумбеи. Местные называют его ассаром. Мерзкая скажу я тебе и склизкая тварь. Но с ним и ребенок справится, слишком не поворотлив.
— И ребенок справится!? — Я отстранилась и недоверчиво взглянула в смеющиеся глаза туата.
— Прискорбно слышать подобный вопрос от вас благородная эри. Не ожидал на старости лет, что мои слова вызовут сомнения. Я все-таки не балаганный лицедей, а король. Мое слово твердо как кремень.
— Все. Я все поняла, — я закатила глаза, — простите неразумную тир ши Ваше величество.
— Вот так бы сразу, — мужчина поцеловал меня в макушку, — не думай больше ни о чем. На сегодня волнений хватит. А теперь спать.
Бран убрал руку с моих плеч и отошел к костру. Я снова легла. Долго смотрела, как он ворошит угли, подбрасывает мох и пристально смотрит в огонь. А когда глаза начали слипаться, решилась тихо спросить:
— Бран, ты не волнуешься за своих людей?
— Нет — прозвучал скупой ответ, а через некоторое время он добавил, — Ангус опытный мореход. Он не раз выходил живым и не из таких передряг.
— Бран, спокойной ночи.
— Спи, болтушка.
К полудню, как и сказал, Бран мы выбрались на широкую и утоптанную дорогу, предварительно измазав волосы и лицо в грязи. Туат дал четкие инструкции, как вести себя на людях и не привлекать лишнего внимания. Но думается мне, что к нам не приблизятся и на километр, такое стойкое амбре от нас исходило, а внешний вид тем паче не располагал к разглядыванию и тем более к беседе. Чучела огородные и те привлекательнее выглядели. Тракт оказался шумным и многолюдным. В обе стороны движение практически не прекращалось. Мимо нас с грохотом проносились груженные и пустые телеги. Всадники кто на лошадях, кто на мулах и ослах. Ближе к вечеру промчался вооруженный отряд на ящерах подобных тем, что я встречала в Архае. Перед ними все телеги и всадники разъезжались, теснясь к обочине. Люди толкались и кричали. Бран толкнул меня к краю дороги и прижал к груди. Я только успела разглядеть, как мимо проносятся черные всадники, а один из доблестных воинов замахивается плеткой:
— Дорогу отребье! — грубо прикрикнул он и огрел плеткой тех, кто зазевался и не успел отскочить.
— Бран, — я подняла голову и потрясенно всмотрелась в лицо туата, он натянуто улыбнулся и отрицательно качнул головой.
Отряд на ящерах скрылся в облаке пыли. Народ, отплевываясь и ругаясь, расползался по дороге и продолжал так резко и бесцеремонно прерванный путь. Оставшаяся часть дороги прошла без приключений. Солнце окрасило багрянцем небо и скользило заходящими лучами по башням и укрепительным стенам Чемреза. Возле ворот нас настиг караван. Я с любопытством разглядывала, как мимо нас степенно вышагивают верблюды, проезжают разноцветные кибитки, запряженные волами, как погонщики тянут под уздцы навьюченных мулов. А замыкали процессию пятеро всадников на рогатых ящерах закованных в броню. Я от удивления аж рот открыла. Но Бран, потащил меня дальше проталкиваясь через толпу к группе телег, на которых сидели угрюмые, бородатые мужики. Под прикрытием груженых телег мы прошли в город, когда солнце скрылось за горизонт, а ночь вошла хозяйкой на извилистые и грязные улочки. Ноги гудели. Хотелось лечь на мостовую, не смущали даже зловонные лужи под ногами. Я буквально повисла на руке мужчины, едва передвигая ногами. Бран упорно шел вперед. Наконец он остановился перед двухэтажным зданием. Когда-то оно было выкрашено в ярко оранжевый цвет, но краска облупилась, и в прорехах виднелись аляповатые пятна. Видимо стены красили много раз, а перед новой покраской не удосуживались соскрести старую, поэтому дом выглядел весьма неряшливо и своеобразно. Дополняла облик поскрипывающая на несмазанных крюках вывеска с намалеванными на ней скалящимися и очень упитанными русалками. Мужчина три раза ударил кулаком в дверь. Она жалобно затрещала. Послышался приглушенный шум.