— Все. Ты молодец! Храбрый маленький светлячок! Тахока я вытащил стрелу.
Я перевела взгляд на кирина стоявшего за спиной Мурада. В его удивительно золотистых глазах сквозило беспокойство.
— Здравствуй Юля! Как ты себя чувствуешь? Голова кружиться?
— Да благоволит вам Безликий Тахока. Перед глазами все плывет. А можно воды? Пить хочется.
— Сейчас храбрая моя девочка, сейчас. — Кирин выкладывал на стол баночки с мазями, бальзамами, порошками и, не теряя времени, раздавал команды. — Поставьте стол рядом. Кая ставь таз сюда. Принеси кипяток. Осторожно! Кая возьмешь у меня в комнате мазь от ожогов. В банке из зеленного стекла. И уведи эту горемычную с глаз моих.
Я наблюдала за суетой слуг со странной отрешенностью. Мурад оставил меня, освободив место для кирина. Он стоял рядом с Хаято и тихо о чем-то говорил. Тот не сводил с меня непроницаемого взгляда. Я прикрыла глаза. Как же мне плохо. Руку совсем не чувствую. Рядом сел Тахока. От него пахло терпким ароматом лекарственных трав.
— Выпей. — Он поднес к моим губам чашку с дымящимся питьем, горькая жидкость обожгла горло, я поморщилась. — Пей, пей! Не морщись. Этот отвар поможет остановить кровотечение.
— Гадость! А можно в следующий раз какой-нибудь сладкий отвар? — Я жалостливо посмотрела на лекаря.
— Сладкий отвар!? — он хмыкнул и протянул мне приплюснутый, янтарного цвета кругляш. — Держи. Как дите малое. Какие вы все-таки еще дети. Глупые, неразумные дети. И что мне с вами делать? Повернись. Сейчас будет щипать. Потерпи. Вот так. Молодец.
Кирин, ворча себе под нос, ловко обрабатывал мою рану. Он аккуратно смывал кровь и засохшие бурые корки, затем обильно налил на рану прозрачную жидкость, резко пахнущую спиртом. Я закричала. Мамочка! Когда же закончится этот ад? И почему сознание так упорно не уплывает в спасительную тьму? В это время пальцы кирина наносили мазь, которая обладала охлаждающим и обеззараживающим эффектом. Рана постепенно перестала пульсировать и жечь. Тахока наложил повязку и, перебинтовав плечо, подал еще одну чашку с водой, предварительно капнув туда, пять капель из склянки с узким горлышком.
— А теперь отдыхай. Тебе понадобиться много сил для восстановления. Конол будет в ярости.
Веки отяжелели, и я наконец-то погрузилась в долгожданную темноту.
Комната наполнена солнечным светом и ароматом сухих трав. Васька еще котенок гоняет по полу клубок шерстяных ниток. А я торжественно сижу на табурете, словно на троне посреди комнаты и болтаю босыми ногами. Я с любопытством наблюдаю, как бабушка прочерчивает круг и сосредоточенно выводит странные знаки по четырем сторонам света. Какую интересную игру придумала бабушка. Я принцесса заколдованного королевства и мне непременно нужно спасти его. Бабушка поднимается и смотрит на меня своими добрыми глазами. Я широко улыбаюсь, мне не терпится узнать продолжение сказки. Она шевелит губами, но я не слышу ни единого звука. Тишина. Опять пугающая, леденящая кровь в жилах тишина.
— Эйре вспомни. Эйре!
Я проснулась от крика. В комнате царил полумрак. Лишь в окно печально взирало голубое око луны, струясь по полу призрачной лентой. Не осознанно поднесла руку к лицу, намереваясь вытереть взмокший от пота лоб, и взвыла от острой боли. Дверь бесшумно открылась. В комнату вошла девушка, кажется Тахока, называл ее Кая. Она подошла к кровати и, поправив сползшее одеяло, спросила:
— Госпожа вы что-нибудь желаете?
— Чашку с водой, пожалуйста, — ответила сиплым голосом.
Она отошла в глубь комнаты и вернулась с чашкой. Приподнявшись, я жадно выпила воду.
— Я послала за Тахока ши. Если понадоблюсь, звоните в колокольчик. — Она указала на шнур, с кисточкой висящий над изголовьем.
Я поблагодарила и откинулась на подушки. Голова все еще кружилась, и общая слабость сковывала тело. Я пошевелила пальцами раненой руки. Хоть чувствительность вернулась, что радовало безмерно. Однако в ближайшее время двигать рукой не смогу точно. А вот, сколько займет по времени выздоровление смогу диагностировать уже сейчас. Я прикрыла глаза и погрузилась в себя. На регенерацию мягких тканей и кожных покровов уйдет три дня. Я не умела в полном объеме использовать свои способности. Во всех случаях я действовала спонтанно. А чтоб целенаправленно лечить необходимо, учиться и еще раз учиться. Сейчас же остается только ждать. И еще потребуется время на разработку мышц и восстановление. Я еще раз прошлась внутренним взором по организму.
— Нет, — испуганно прошептала, положив ладонь на живот, — не может быть.
Привычного отклика не последовало. Я была пуста. Моего ребенка больше не существовало. Моя кроха, моя девочка я никогда не возьму ее на руки, не увижу ее улыбку, не услышу, как она смеется. Внутри словно что-то с оглушительным хрустом треснуло и рассыпалось в прах. Я повернулась спиной к двери и согнулась в позу эмбриона. Осознание потери давалось с трудом. Несколько часов назад я ощущала ее частью себя. Как же такое могло произойти? Мысленно вернулась в прошлое, пытаясь найти причину. Конол. После его действий что-то пошло не так. Матрас прогнулся под тяжестью тела. К плечу прикоснулись прохладные пальцы. Я не видела кто сел рядом, обоняние уловило знакомый запах пряных трав.
— Юля, что случилось? Рука тревожит?
Я молчала и еще больше сжалась. Не хочу сейчас никого видеть.
— Что с ней Тахока?
Я вздрогнула и, обернувшись, села. Его лицо и фигуру скрывала тень, но я узнала Конола. Злость и обида затуманили рассудок, и я поддалась эмоциональному всплеску. Не обдумывая слова, высказала все, что чувствовала в данный момент.
— Поздравляю! Твоя богиня получила невинную жертву. Ты желал спасти этот мир. Но ничего не выйдет. Ты убил ребенка, который должен был стать спасителем. А я не пошевелю и пальцем ради Аннвна. Ненавижу тебя. Ты предал меня дважды.
Туат пытался говорить, но я прерывала его на полуслове, не желая слушать лживые речи. Истерика набирала обороты, и я взахлеб продолжала обвинять Конола во всех своих бедах. Но почему-то злые слова не приносили удовлетворения, как и явная жалость в глазах деда. Они причиняли боль и ожесточали чувства.
— Успокойся, — мягкий голос кирина остановил словоизлияния, но слезы продолжали катиться из глаз. Тахока осторожно обнял меня за плечи и, не оборачиваясь, сказал туату, — Конол уходи. Разговора не получиться. Ты же видишь у нее истерика. Поговорите позже.
Конол ушел. А Тахока отстранившись, уложил меня на подушки и встал. Он принес чашку с водой и поднес к губам.
— Выпей. Это успокоительное. — Я послушно выпила, лекарь задумчиво рассматривал браслет на моей руке, а потом серьезным тоном сказал. — Хаято не должен знать, что ждет его в будущем. Обещай мне это.
— Но…
— Ты умная девочка и должна понимать, что, вмешавшись в чужую судьбу, будут последствия. Его и твое будущее изменится.
— Я знаю. Не переживай Тахока. Мурад объяснил все, прежде чем отправил сюда. Я пришла за помощью к Конолу. Но теперь не хочу. Вообще ничего не хочу.
Я отвернулась, замотавшись с головой в одеяло. Послышался тяжелый вздох. Тахока молча похлопал меня по спине и видимо покинул комнату. А я забылась тревожным сном.
Потекли дни во дворце императора Кого. Я пребывала в какой-то прострации, как будто потерялась в бескрайних черных песках и все глубже погружалась в пески отчуждения. Желание к чему-либо стремиться было задавленно всеобъемлющей жалостью к себе. Где-то на задворках сознания мелькали здравые мысли, но сразу же отбрасывались в бездну самообмана. Казалось, сейчас меня никто не трогает, значит можно ничего не решать и не делать, а после хоть трава не расти.
Тахока приходил каждые четыре часа в день. Заставлял, есть, пить. Давал лекарства и менял повязку. Вначале просто ворчал, но когда понял, что не пронимает, принял жесткие меры. Кирин ввел строгое расписание, по которому я должна была выполнять муторные повседневные процедуры. Рутинные дела давали передышку и избавляли на время от гнетущих мыслей. Пару раз Тахока предпринимал попытку поговорить о Коноле, но я или отмалчивалась или уводила тему разговора в другое русло.