— Да я, вообще–то, мимо пробегал, — честно признался я, обнаружив в уголке под тазиком гамамариным тело. Дрыхнувшее.
— Пить будешь? — сконцентрировал на мне разнонаправленные буркалы мудрила, — А то этот, — махнул Гамамару лапой в сторону тела, — сломался похоже.
— Ну немного можно, — протянул я, призывая пиалу из «походного набора». — Но немного, дел невпроворот.
— Наливай, — подставил пиалу мудрила, тыча в лютую бутыль, в десять меня.
Ну, вот и тренировка щупал. Взял я, да и Жабычу налил, да и себе в пиалу каплю поймал. Уселся и вопросил, а с чего, собственно банкет?
И просветил меня Жабыч, что с месяц Джирайя пьянствует, о доле своей тяжкой всем жалуется, что мол женщины непостоянны, а любовь его, Цунаде, от другого понесла. Выслушал я этот феерический бред, выматерился громко и вслух шесть раз, а потом грязно выругался. И тут меня сопливщина и бредятина догнала.
Вылакал залпом саке (кстати, неплохое было) да высказал правду–матку:
— Знаю я и любовь его «всей жизни», да и его знаю, а уж наслышан вообще, сверх меры, — злобненько начал я, — за полтора десятка лет, сей «страдалец», — сделал я фирменную морду, слегка протрезвив мудрилу, — ни разу своей любви слова ласкового не сказал, кроме «священных сисек». При том, за каждой юбкой у неё на глазах бегал, непотребщину всякую писал. Если и «предал» его кто, то его же голова дурная, — безапелляционно констатировал я, — кстати, проспится это, передай мои слова, — на что Гамамару кивнул, — да, кстати, еще вот что передай. Нет отца у её дитя. Плод ирьёниндзюцу она носит. Хоть и не нравится мне это, — обличительно тыкнул я в это пальцем, — но родственница моя сама выбирать должна. Так что, пусть подойдет и спросит, тряпка–кун пьяная, — на тряпку–куна жабыч похихикал, — да, и главное, передай, увижу его, ждет его тысячелетие смерти, мучительное и продолжительное, — с этими словами встал я и срулил.
Вот реально, дебил какой–то. Впрочем хрен бы с ним, меня ждет виртуальный мастер Всунь Уд и культивация щупал моих ненаглядных.
Так, пару недель и покультивировал. С щупалами, потихоньку, становилось лучше. То есть, мог с точностью сантиметров в десять предметы шевелить, в двадцатиметровом радиусе. Дальше, правда, похуже, какой–то мозговой затык, потому как пофиг щупалам, нет ни расстояний ни размеров. Но, судя по царапинам на скале, люфтовали щупалы аж на метр, правда и не больше, вдали. Ну и с печатями повозился, вполне успешно.
Была мечта вынести все шодо в четырёхмерье, но не тянул, один раз до кровищи из ушей допробовался. Причем и в четырехмерном уме кровоизлияния были. Витал, конечно, поправил, но перестал я форсировать тренировки, да и делал все по заветам Всунь Уда.
А по окончании культивации, да по прибытию в Коноху, развеял я клона. Да и озадаченно поперся к Орычу.
— Приветствую, Оро–кун. Слушай, а чего от нас Кумо–то понадобилось? — озадаченно спросил я.
— Привет, Хизу–кун, вообще–то мир заключать, — ехидно ответствовал Змеетень.
— Это… А мы, собственно, с ними воюем? — на что Орыч ехидно кивнул, — что–то я и не в курсе как–то. С каких пор–то? — офигело спросил я.
— Ну вообще–то, с объявления войны, третьей мировой войны шиноби, — ехидствовал Огнетень, но увидев мой тотальный афиг смилостивился и объяснил. — Ну не воюем, Хизу–кун, мира, по сути, нет. Мы мирный договор не заключили, до сих пор у Эйя «согласовывали», вот наконец, — хмыкнул Орыч, — разродились.
— Оро–кун, вот хоть режь меня, не нравится мне этот посланник. Не нравится мне этот договор. Мне вообще, ничего не нравится, — задумчиво протянул я. — И стянули они, с месяц как, шиноби в Кумо, видно, от миролюбия большого, — начал ехидствовать уже я, фирменно вытягивая морду лица, — и вот, собрав, значит, ударный кулак, миролюбиво мирный договор заключать хотят, аж жить без него дальше не могут.
— Ну в принципе–то ты прав, — задумчиво взирая на мое рыло ответил Змеетень, — однако, нам тоже такое состояние не с руки, смотри, — начал перечислять Орыч, — мы не берем миссии в пограничных с Кумо районах, а это деньги немалые. Далее, мы не покупаем их шодо, казалось бы и хорошо, однако, — ехидно оскалился и подмигнул моему высокотехнологичеству, — сейчас, как бы не мы на их рынок не влезли, а не они в наш.
— Зачем нам — понимаю и признаю. Да и им резоны есть, тоже ясно. Однако, — параноисто отметил я, — сбор сил в кулак и мирный договор — никак не бьются. Так что, знаешь что, Оро–кун, присмотрю ка я за посланником этим.
— Ну присмотри, дело хорошее, — ядовито ухмыльнулся Змеетень и добавил. — Главное не убей, Тысячелетие Смерти.