Но пару раз в месяц, словно по специально составленному графику, Миша исправно приглашал меня куда-нибудь: в кино, в театр, на выставку, в планетарий. Думаю, инициатива исходила скорее от Мишиных родителей, а Миша, будучи послушным сыном, просто выполнял их волю и вяло плелся со мной на очередное полусвидание. Первое время я всячески отказывалась от приглашений, но потом смирилась, решив, что так хотя бы смогу культурно просвещаться и иногда проводить вечера вне дома.
В тот вечер, чтобы избежать очередного бессмысленного разговоров на вымученные темы и неловких пауз я, только усевшись в кресло, незамедлительно уткнулась в купленную программу. Имена артистов, задействованных в постановке, ни о чем мне не говорили, сюжет Фитцджеральда я знала наизусть, но решила ни в коем случае не отрываться от чтения тонкой глянцевой брошюрки. Миша, шумно вздохнув, принялся изучать геометрические узоры на сводчатом потолке.
Наконец в зале мягко погас свет, и сцена медленно начала превращаться в живой организм. Актеры не спешили с первой минуты раскрывать своих персонажей; главный герой и вовсе оставался в тени. За вычурными нарядами, чувственными диалогами, пафосными рассуждениями о людях и обществе, легко угадывалась атмосфера двадцатых годов. Перед зрителями предстали пресыщенные роскошной жизнью богачи, уставшие, запутавшиеся в собственной лжи и лицемерии. И как же выделялся на общем фоне он - Гэтсби. Джей Гэтсби в этой версии был достаточной зрелым и мудрым, казалось, он получил достаточно жизненного опыта, чтобы не верить иллюзиям, но недостойно, чтобы с этими иллюзиями совладать. Каждая его эмоция напоминала вспышку фосфора - яркую, но недолгую. Он метался, борясь с внутренними демонами и желаниями, он не желал отпускать любовь и готов был умереть, сохраняя в сердце непоколебимую веру... Я задумчиво смотрела на героя, забыв, что моему телу еще нужно совершать дыхательные движения. В голову закралась мысль - актер, вероятно, испытал в жизни те же переживания, что и Джей и теперь делит поровну их со своим персонажем. Может, он тоже любил и не имел понятия, что делать со своей любовью, или когда-то был жестоко отвергнут, или верил во что-то несбыточное, как Гэтсби в свой зеленый огонек...
К концу спектакля для меня на сцене существовал лишь один актер- Эдуард. Все остальные будто отошли в тень, уступив место настоящему профессионалу. Как загипнотизированная, я не могла оторвать от него взгляд: следила за каждым движением его рук, каждым взглядом и изгибом губ в загадочной улыбке. Когда Эдуард вместе с коллегами вышел на поклон к зрителям, то я заметила, как жадно он спешит охватить взглядом весь зал, мгновенно оценить отношение зрителей к его игре. На секунду в его лице промелькнули смутная неуверенность, и даже легкий испуг, словно он боялся не понравиться публике, не оправдать её ожиданий. Но оглушительные овации и обрушившийся дождь из цветочных букетов сразуразвеяли все сомнения: Соболев действительно покорил зрителей.
Странно, но тот поход в театр был нашим последним с Мишей свиданием. Очевидно, мое равнодушное молчание перед спектаклем и после него окончательно переполнили чашу терпения сокурсника. Но меня это не волновало. В глубине души я даже была благодарна Мишке, ведь сам того не подозревая,он подарил мне еще одну цель в жизни. Я должна была узнать, что за личность скрывается под именем Эдуарда Соболева. Чтобы иметь возможность видеть его как можно чаще, я стала активной театралкой и активным пользователем его сайта. Мне хотелось лучше понять искусства театра, углубиться в его историю и тайны, поэтому одну часть свободного времени время я начала посвящать чтению соответствующей литературы, а другую - походам на все постановки Театра современной классики. Я гордилась своим новым увлечением, ведь в отличие от прочих девиц моего возраста я не прожигала жизнь в сомнительных заведениях, не общалась с неинтересными людьми и не пыталась строить свою жизнь в угоду скучным общественным стереотипам. Я наслаждалась свободой и гордилась тем, что театр позволяет мне прикоснуться к особенному миру - прекрасному, высокому, недоступному для обычных людей. Но главным предметом для гордости была моя любовь к Эдуарду, потому что означала лишь одно: у меня безупречный вкус.