— Конечно, готова приступить хоть сейчас!
— Премного благодарен. Мой мини-филиал Роспечати находится в нижнем ящике комода.
Я наскоро домыла пол, и, держа наготове камеру смартфона, ринулась изучать бумажки.
К узкому белоснежному комоду я еще ни разу не подходила; после инцидента со шкафом в спальне я больше не решалась рыться в его личных вещах. Но тут уж сам Соболев велел!
Нижний ящик и правда был доверху заполнен яркими пестрыми бумажками конвертами разных размеров. Вздохнув, я перенесла содержимое на журнальный столик. На всякий случай открыла два средних ящика, но там не было ничего, кроме книг на английском языке и мелкой канцелярии. Верхний ящик поддался не сразу.
Я с тревогой оглянулась. В ванной слышался плеск воды — Соболев решил освежиться после бега.
После лихорадочного дергания за ручку ящик резко выкатился чуть ли не мне в грудь.
И вот здесь царил порядок: идеально белые баночки, заботливо укутанные бумажками, как плащами. Вода в ванной шумела размеренно и непрерывно, поэтому я, затаив дыхание, принялась рассматривать одну упаковку за другой. Не нужно работать фармацевтом и даже быть дочерью фармацевта, чтобы знать, для чего используются эти препараты. На каждый был выписан рецепт, заполненный одним и тем же почерком. Неровным и плохо разборчивым, как подобает врачам. Свежие рецепты – вот они, в отличии от прессы, точно были актуальными. Кроме имени и фамилии пациента можно было разобрать название диагноза, скрытого за бесстрастной кодировкой международной классификации болезней.
F32.3. Я знаю, что означают эти символы; однажды сама была в шаге от получения такого диагноза.
Эд страдал от тяжелой депрессии.