— Знаю.
…
Званый вечер запомнился мне только одним — Бьерном. Меня тормошили, с кем-то знакомили, о чем-то спрашивали, куда-то приглашали, и я знакомился, отвечал и соглашался вполне осознанно, но думал все равно о другом — о том, кто, не говоря ни слова, царил над всеми безоговорочно. Его боялись, боготворили, уважали и даже хотели, но никто из присутствующих не пытался даже изобразить дружеское участие или искренний интерес. Я этого не понимал. Как можно, находясь рядом с живой легендой, не интересоваться им совершенно? Он же не каменный истукан. Ему три тысячи лет! Эх, если бы все сложилось по-другому, я бы с него сутками не слезал. Столько всего интересного можно было бы узнать.
Бьерн подошел ко мне в самом конце вечера, когда даже самые отмороженные поняли, что если со мной что-то случится, головы оторвут всем без разговоров. Я стоял на балконе и втыкал на луну, сад и каменный забор. Не хотел смотреть, как на Владыку вешается очередная дамочка.
— Не о чем переживать, Юджин, — похлопал меня по плечу он, замешкался на секунду, но руку убрал. Дурак. — Твой дед — не пес, а лис, и все обыграл так, что не подкопаешься. Тебя теперь никто пальцем не тронет.
— С чего вы взяли, что я по этому поводу переживаю?
— У тебя есть другие поводы для переживаний? — нахмурился Бьерн.
— Целая куча, — кивнул я.
— Например?
— Майкл. Вы отправили его куда-то и даже не дали нам попрощаться, а он мне дорог.
— Очень дорог?
— Он был со мной в полнолуние, — посмотрел в глаза Бьерну я. — Мое первое полнолуние! Вам, может, и плевать на чувства, но не мне и не Майклу.
— Хочешь, чтобы я вернул его тебе?
— Хочу, чтобы вы спросили его обо мне. Если он захочет быть со мной рядом, дайте ему задание, выполняя которое, ему не придется покидать меня надолго.
— Я подумаю.
Я ушел с балкона первым, аплодируя моему псу — величайшему актеру современности — стоя. Майкл мне дорог, кто спорит, но Бьерн… Бьерн — совсем другое дело. Я не дам ему о себе забыть ни за какие коврижки.
…
Он пришел ко мне ночью, в то самое время, когда темнота владеет миром беспредельно. Вернул воспоминания. Скользнул под одеяло обнаженным, прижался к моей спине грудью, просунул руку под мою шею и спеленал — зло, жадно и… отчаянно.
— Я просил тебя не приходить ко мне вот так, — сказал я, проводя носом и губами по покрытой шелковистыми волосками руке у своего лица.
— Просил.
— Зачем ты пришел? Ревнуешь? Соскучился?
— Не усложняй, волчонок. Пожалуйста!
— Секс ради секса?
— Да.
— А может…
— Не может, — перебил меня он и превратился в действующий вулкан.
Утопил мое тело в потоках лавы, засыпал мою душу пеплом и разорвал сердце на части острыми когтями медведя, который знать не знал, что такое любовь, до тех пор, пока не встретил меня. Я верил в это всем своим волчьим сердцем.
— Я не хочу стирать тебе память, Юджин, — сказал Бьерн, когда мы отдышались. — Дай слово молчать, и я оставлю все, как есть.
— Ну уж нет. Я не смогу спать с другими, если буду помнить о тебе, а ты будешь продолжать трахать все, что движется? Меня такой расклад не устраивает.
— Зато устраивает меня.
— Не пошел бы ты лесом, Мишаня! — не на шутку завелся я. — Ты, как собака на сене, ни себе, ни людям. А у меня есть Майкл. Как только ты сотрешь мне память, я затащу его в постель, и мне похеру будет, кого в постель затащишь ты. Вот этот расклад честный.
— Да плевать я хотел на твои расклады! — сжал меня в медвежьих объятиях он.
— Надеюсь, ты поймешь, чего на самом деле хочешь, до того, как станет слишком поздно.
— Я так долго живу на свете, что для меня «поздно» не бывает.
— Зато для меня бывает. Однажды ты сказал: «лучше мучиться воспоминаниями, чем жалеть о несбывшемся». Признаваться в любви камню на моей могиле глупо.
— Я не умею любить и учиться не собираюсь.
— Ты уже любишь, весь вопрос в том, сколько времени тебе понадобится, чтобы это понять.
— Ты невыносим!
— Сотри мне память, и все у тебя наладится.
— Прощай, упрямый мой волчонок.
— До свидания.
…
Я смотрел в затылок Владыки все то время, что он торчал возле дверей, прощаясь. Сверлил взглядом дыру, расплетал и сплетал косу, наматывал его шелковые волосы на кулак и выжигал на коже под ними свое имя. Бьерн стер мне память, но я вернул ее обратно сразу после того, как он ушел из моей спальни.
— Ты мой, Бьерн. МОЙ. Я не позволю тебе похерить нашу любовь. Не исчезну с твоего горизонта. Не дам о себе забыть. Сведу с ума и заставлю изменить ради меня любые правила!
Я смотрел, как он садится на свой Харлей и трогается с места.
Я смотрел до тех пор, пока каменный забор не скрыл его от меня, но он так и не обернулся. Скотина упрямая!
— Юджин? Эй, Юджин! Прикинь, Владыка оставил меня за тобой присматривать. Я теперь твой официальный телохранитель! Счастье-то какое, господи!
Майкл налетел на меня ураганом: подхватил на руки и закружил прямо на крыльце дома, а я скинул воспоминания о Владыке розовой феечке, привязал ее к хвосту мрачного донельзя волка и отпустил в небо. Некогда страдать. Дел по горло. Бьерн хотел, чтобы я стал Кем-то? Я стану. Хотел, чтобы я дал ему хоть одну причину обратить на меня внимание? Я дам ему десять. Но сначала… Сначала я сделаю счастливым Майкла. Он медведь, а медведи долго любить не умеют, так что это будет совсем не трудно.
Искры, зажженные во мне Бьерном, подумали-подумали… и согласились.
10.07.17
====== Часть 2 ======
Я лежал на скале посреди Йеллоустонского национального парка псом, сосредоточенно грыз большую палку, щурился на нежаркое августовское солнце и старательно ловил пресловутое внутреннее умиротворение, которое наотрез ловиться отказывалось. Достало меня все так, что словами не передать! Казалось бы, вожак свирепого клана волков-оборотней, внук главного пса-оборотня Америки, красавец мужчина в самом начале жизненного пути — живи на полную катушку, делай, что хочешь, строй, кого ни попадя, и будь счастлив.
Ага.
Я расщепил конец палки в труху, сплюнул опилки и принялся раздирать ее вдоль, срывая злость, обиду и неуемную тоску. Жить на полную катушку не получалось. Одни сплошные проблемы, что в личной жизни, что в общественной! Про личную жизнь думать не хотелось вообще, так что я перехватил лапами палку удобнее и задумался об общественной.
Бабуля попыталась отобрать у меня бразды правления кланом, едва Владыка скрылся за воротами особняка (мал еще, вырастешь, поумнеешь, тогда и дам порулить). Я ее вежливо послал и принялся играться в Большого Босса сам. Хватило меня ровно на полгода, потому что рулить волками-оборотнями — это то же самое, что гонять гопников по зоопарку. «Не считай пальцами зубы крокодила», «не корми льва», «не обнимайся с гориллой», «не пугай страуса» — я устал вытаскивать бравых парней из дерьма, в которое они вляпывались постоянно.
«Я хотел проверить, как двигатель работает, и сунул в него палец» — палец к херам, кровища, скорая, а потом Юджин, как дебил, врет врачам про розыгрыши и извиняется, ведь палец, чтоб его, через пару часов прирос сам! «Мы думали, он нас послушается» — три десятилетних придурка пошли в лес общаться с настоящими волками и медведем-гризли. Волки их послушались, а медведь болт забил на их оборотничество и порвал, как тузик грелку. Кто первым словил их дикие вопли? Волк Юджина. Кто собрал своих и организовал поиски? Пес Юджина. Кто раздавал пиздюли родителям и деткам, а потом огребал от бабули за то, что подобное допустил? Юджин. Блять, да я сам не в курсе, какое зверье будет оборотня слушаться, а какое нет!
Пришлось устраивать ежемесячные псевдонаучные просветительские посиделки стариков и молодежи, на которых драки стали самым обычным делом, потому что мирно проводить время в компании друг друга половозрелые волки-оборотни не могли по определению. А еще они не могли мирно сосуществовать с другими оборотнями: псы, лисы, медведи — пофигу, кого доставать и на кого нарываться. Я честно разнимал их (под охраной Майкла, естественно) и улаживал межклановые конфликты до тех пор, пока мои отмороженные подопечные не вывели меня из себя настолько, что я дал своему волку полную свободу.