Побоище, которое я устроил и после которого Майкл посмотрел на меня совсем другими глазами, запомнили надолго и даже записали в исторические хроники. Убить я никого не убил, а вот покалечил многих. Жаль, выздоровели они быстро. Этого хватило, чтобы в клане воцарилась восторженная тишина, от которой лично мне было тошно. Мы же в первую очередь люди, а не звери! Но это я так думал, а не они.
Так или иначе, но откровенную херню творить мои подопечные перестали, нарываться на неприятности тоже, так что я передал бразды правления бабуле, которая переехала жить в дедов особняк («Здесь жизнь кипит, мальчик мой, а в отеле мне ужасно скучно»), и на свой статус вожака откровенно забил. Против ее очередного воцарения во главе Северных волков в клане никто не был (с теми, кто против, я лично побеседовал, и они возникать передумали), прекрасно понимая, что ежели чего, я приду на разборки, и худо придется всем без исключения.
Однако расслабиться мне не удалось. Дед, отследив перемены, взял меня в оборот и перевел учиться на факультет международных отношений. Заставил учить три иностранных языка сразу («На тебе лежит огромная ответственность, мой мальчик, должен же кто-то представлять интересы американских оборотней на всемирной арене») и ударился в политику. Я устроил бунт на корабле, но коварный доберман переманил на свою сторону бабулю и даже Майкла, и мне пришлось смириться.
Майкл… Эх, Майкл! Полгода он жестоко дрючил меня в спортзале днем, страстно подставлялся ночью, выматывая физически до черных мушек перед глазами (розовые феечки, увидев их, сходили с ума и взрывали мозг требованиями немедленно изгнать пришельцев), и был практически незаменим. Пока он был рядом, я о Бьерне думал только позитивно, а потом… Потом наступила весна, и Майкл свихнулся: словно мартовский кот пошел вразнос и перетрахал половину города и ближайших окрестностей, невзирая на пол, возраст и социальный статус, не появляясь дома даже на ужин.
Его неожиданный загул длился ровно месяц. Вечер, когда он снова появился в моей спальне, я не забуду никогда, потому что пришёл он ко мне не человеком, не медведем, а огромным полосатым барсом — сказочным существом, которого в нашем мире отродясь не водилось. Тогда мне и стало понятно, почему Владыка с него глаз не спускал. Двуликий харизматичный иномирный оборотень би — серьёзный повод переживать за подданных.
Я вгрызся в палку, усмиряя снова впадающего в черную тоску волка. А ведь Бьерн мне Майкла без разговоров отдал, зная, что рано или поздно я про его чумовую кошачью сущность узнаю. Неужели ему было на меня настолько наплевать? А если бы я в Майкла всерьёз влюбился? Если бы он меня с собой в другой мир позвал? Хотя…
Я хотел верить в то, что Бьерн прекрасно знал, чем в итоге наше сожительство закончится, и таким образом собирался меня за упрямство наказать. Наказание не удалось, потому что я любил его, а не Майкла, так что сердце моё кошак не разбил ни в одном месте, что не помешало мне изобразить вселенскую обиду по его возвращении из загула. Надо сказать, выпрашивать прощение барс умел в совершенстве, а потому я был неумолим совсем недолго — пока помнил о том, что изменщика и предателя нужно примерно наказать. Нефиг вперед батьки в пекло лезть и планы Великого Вождя Северных волков нарушать! Я должен был его бросить, а не наоборот!
— И какого хера тебе от меня надо, блудливая, похотливая, скрытная и крайне неблагодарная скотина? — спросил я его, делая вид, что гигантских полосатых барсов каждый день вижу, а потому нисколько его новому облику не удивляюсь.
Майкл плюхнулся на пол передо мной, лежащим на постели, на спину, согнул лапы и посмотрел на меня с безумно печальной улыбкой на невозможно симпатичной морде.
— Прости засранца, а?
— Не на того напал! — отрезал я и отвернулся к окну, чтобы его чарам раньше времени не поддаться.
— Юджин, не будь букой.
— А ты не будь мудаком!
— Хорошо, ты прав, я мудак и бессовестная свинья. Накажи меня, и закроем тему, а?
Барс запрыгнул на постель и улегся рядом, засунув пушистую голову под мою руку. Заурчал трактором. Потерся об меня безумно приятным на ощупь мехом, подлизываясь так, как умеют только кошки. Скотина! Как, спрашивается, его после этого наказывать? Я обреченно постучал пальцами по мокрому коричневому носу. Почесал широкую переносицу поперек шерсти.
— Тебе не стыдно?
— Стыдно, — еще громче заурчал Майкл, — но ты сам виноват. Любил бы меня по-настоящему, я б не сорвался.
— Не перевешивай с больной головы на здоровую! — возмутился я, мацая охренительные кисточки на его ушах. — Если бы ты захотел быть со мной по-настоящему, придумал бы способ меня в себя влюбить намертво.
— Значит, я был прав в своих подозрениях. Ты любишь другого. Давно?
Я дернул его за ухо, злясь на себя. Блин, спалился на ровном месте! Майкл поморщился, но вырываться не стал. Спросил отстраненно, как доктор в онкологической клинике:
— Давно любишь?
— Да.
— Волком любишь?
— Да.
— Кто он?
— Не твое дело.
— Бьерн?
— Отвали.
— Значит, Бьерн, — тяжело вздохнул Майкл, обернулся человеком и впервые за время нашего знакомства спеленал меня в объятиях на правах главного. — Зря ты это, Юджин, ох, зря.
— Почему?
— Потому что я, Чеширский барс, перед которым устоять практически невозможно (если я того захочу, конечно), однажды влюбился в него и попытался совратить. Неудачно.
— Епт… Когда успел?!
— Когда в этот мир попал. Бьерн вытащил меня из лап смерти…
— Вытащил? Это как?
— Отбил у приспешников Морока, к которым я по глупости попал.
— По какой глупости?
— Думал, один с несколькими адептами справлюсь, а они тупо заманили меня в ловушку, но я не об этом хотел тебе рассказать.
— А о чем? Слышать не хочу о том, как вы трахались!
— Мы не трахались, в том-то все и дело. Бьерн лично ухаживал за мной целый месяц, были мы одни-одинешеньки среди непролазной тайги, внешность у меня крайне привлекательная, секс я люблю, да и существо не из этого мира — все было на моей стороне, но он…
— На тебя не купился? — подсказал я, скрипя зубами в приступе жестокой ревности.
Если кто и мог Владыку соблазнить, так это Майкл. Я видел тех, по кому прошелся каток его феерического сексуального обаяния. Вряд ли они смогут хоть когда-нибудь этого сногсшибательного парня забыть. Среди его жертв был даже отпетый гомофоб и лесбиянка!
— Нет. Поцеловал пару раз в губы и все, как отрезало. Никакие провокации не смогли его медвежье спокойствие поколебать. Даже моя чеширская улыбка! Знаешь, что он сказал, когда я в открытую спросил его: «Почему нет?»
Черт! Сколько же раз за свою долгую жизнь Бьерн ответил на предложение заняться сексом отказом? Не сосчитать! Но я — не все, ведь мне он не только не отказал, напротив, сам предложил, прекрасно зная, кто я такой. На душе резко потеплело, когда я вспомнил его обреченное: «Ты слишком хорош, чтобы я мог отпустить тебя, не отлюбив».
— Что он ответил?
— Есть правила, которые я не нарушаю никогда. Не трахаться с мужчинами-оборотнями — одно из них.
— Из всех правил есть исключения, — не удержался я.
Майкл иронично хмыкнул:
— Я сказал ему то же самое.
— А он? — затаил дыхание я.