Секундный ступор прошел, и я бросился к нему, через мгновение оседая вместе с ним на пол:
— Что ты натворил, Бьерн?!
— Мое… время… вышло.
— Не умирай! Я же не смогу жить без тебя, говнюк волосатый.
— Смо… жешь…
— Ты обещал что-нибудь придумать!
— Я… придумал…
— Ты обманул меня! Это нечестно!!!
— Про… сти…
— Не оставляй меня, любимый… Упрямый… Как же так!
Я прижимал его, окровавленного и растерзанного, к груди и шептал, шептал, шептал, все чаще срываясь на вой. Качая, как ребёнка, и чувствуя нутром каждую каплю уходящей из него жизни. Ловил ее, возвращал, но терял две другие, пока в руках у меня не осталась последняя. Я вцепился в нее изо всех сил… и провалился в жуткий черный лес вместе с Бьерном.
— Оставь его, — вырос над нами могучий седой Зверь, от которого веяло вечностью и забвением. — Отныне Бьерн принадлежит мне.
— Не могу.
— Это была не просьба, если ты не понял, — потерял часть спокойствия и величия Зверь. Оскалил внушительные клыки. — Отпусти его.
— Нет, — зарычал я, волком поднимаясь над лежащим в траве оборотнем.
МОИМ оборотнем, который держал последнюю каплю своей жизни медвежьей хваткой только потому, что любил меня. Обещал мне! Надеялся даже сейчас!!! Я не мог предать его. Умирать — так вместе.
— Отойди от него. Немедленно! — зарычал Зверь, готовясь к прыжку, которого, я знал это точно, мне не пережить. — Я Смерть. Кто ты такой, чтобы со мной спорить?!
— Я Претендент и я волк, а он — моя истинная пара! — прорычал я. — И я знаю, что мое время еще не пришло, а значит, и его тоже.
— Ничего это не значит, — рявкнул Зверь и прыгнул вперёд, снося меня с тела любимого, как пушинку.
Я отлетел в сторону и хрястнулся хребтом о дерево, а он схватил Бьерна за шкирку и присел, готовясь к новому прыжку.
— Это значит все! — прохрипел я, поднимаясь.
Задние лапы слушались с трудом, передние разъезжались, но меня это не остановило: в тот момент, когда Зверь ринулся в открывшийся звездный портал, я бросился за ним и сомкнул челюсти на его хвосте.
— Аййаай! — по-щенячьи взвизгнул он.
Крутанулся на месте, роняя Бьерна в траву, прижал меня к земле огромной когтистой лапой и навис, капая слюной мне на морду:
— Отпусти! Мой! Хвост!
— Нэа, — помотал башкой я, чутка разжимая челюсти, чтоб судорогой не свело.
— Я тебя сейчас на тот свет утащу, придурок.
— Нэа. Мое вуэмя эшо нэ фышло.
— Стал бы я с тобой разговаривать, если бы твое время вышло, — перестал рычать Зверь. Сел на задницу и глубокомысленно на меня уставился. — И долго ты собираешься держать за хвост Смерть?
— Вэшнофть.
— Ясно. Вы с Бьерном — два сапога пара. Он никак умереть не может, а ты только и делаешь, что нарываешься. Мозгов у обоих как не было, так и нет, зато упрямства на десятерых.
— Сам туфак!
— А про наглость я вообще молчу. Надо же было до такого додуматься! Меня! Зубами! За хвост!
— Сам виновафт. Отфуфти Фьолна, я отфущу тэпя.
— Как я его отпущу? Его время вышло, к тому же ты его убил.
— Я тефель Улатыка?
— Да.
— У мэня тыфяфя лэт шисни в сапасе, так?
— Девятьсот шестьдесят.
— Аловафто фто-то.
— Будешь держать меня за хвост — еще меньше останется. Здесь каждая секунда — месяц.
— Пляфть! Тохта шэвэлись! Растшели хоты мэшту нами.
— Чего? Да выплюнь ты уже мой хвост!
— Нэа.
— Вот ведь, зараза! — тяжело вздохнул Зверь и засветил мне в морду лапой так, что челюсти сами собой открылись.
— Йааааууу! — взвизгнул я, отлетая в сторону и прикладываясь все к той же сосне все тем же местом, которое нездорово хрустнуло. — Бляяяяя, больно-то как!
— Так что ты там про «разделить» говорил? — проигнорировал мои подвывания Зверь, аккуратно укладывая свой здорово потрепанный хвост вокруг лап. Эк я его. Аж стыдно. Немного. Совсем чуть-чуть.
— Подели мое время между мной и Бьерном поровну.
— Щедро. Не думал, что ты на такое способен.
— Я и не способен, — проворчал я, ползком подбираясь к любимому. Зверь не мешал. Смотрел задумчиво и не вмешивался. Я дополз до бездыханной тушки Бьерна и упал рядом, складывая на его шею голову. — Просто у меня, как всегда, выбора нет — я без него умом тронусь, да и обида душит: он мне все нервы повыдергал, а я ему — нет.
— Ты просто нечто, Юджин. Пожалуй, я сделаю так, как ты просишь. В виде исключения. Только чтобы посмотреть, как вы дальше друг друга доставать будете, Владыки.
— Оно тебе надо — на нас смотреть? Ты Смерть, у тебя других дел навалом.
— Для вас у меня всегда минутка найдется.
— Что-то меня это совсем не радует, — буркнул я.
Увидел, что Зверь помрачнел, и поспешил постучать хвостом по траве. Я милый. Славный. Безобидный. Песик я. Отпустите меня, дяденька, я больше не буду! Кажется, Зверь мои мысли прочитал, потому что опустил морду вниз и то ли закашлялся, то ли засмеялся.
— Ладно, черт с тобой, иди и истинного своего забирай, но помни…
— Ровно в полночь карета превратится в гроб на колесиках, а фея-крестная в тебя, — не смог удержать язык за зубами я, за что и получил жестокий удар лапой по морде, отправивший меня в глубокий нокаут.
— Шут гороховый, а не Владыка.
…
— Хахахахаха!
— Прекрати, не смешно!
— Не смешно?! Хахахаха! Смерть, хохмач херов! Хахахахах!
Я покосился на ржущего до слез Бьерна, рухнувшего на постель в моей спальне, и снова уставился в зеркало: парень как парень, за исключением огромных розово-красных крыльев, окраска и форма которых напоминали голову змеи — вот она, моя летающая ипостась, в истинном облике являющаяся бабочкой-шелкопрядом, живущим в Индии. Смерть, сука, отомстил на славу, преобразив моих розовых феечек в… ЭТО! Стыд-то какой, господи!!!
— Юджин, блять, ты теперь у нас настоящий Князь Тьмы!!! ХАХАХАХА!!! Сделать из Владыки гигантскую бабочку, — это, блять, хохма всех времен и народов! Хахахахаха! Убейте-меня-не-могу-больше!
Я запустил в Бьерна кроссовком, попал по голове, но не успокоил. Вот почему он такой бездушный мудак, а? У меня трагедия, а он! Даже спасибо за наше спасение не сказал! Я обернулся бабочкой и полетел в открытое окно. Похуй на него. Я обиделся. Притормозил возле створки (вдруг Бьерн ее закроет?) и вылетел на улицу (сука, не закрыл и меня не остановил). Ну и ладно. Хер бы…
— Далеко собрался?
Я опустился на первый попавшийся цветок, поднял голову… и заржал, как ненормальный, увидев, опустившегося рядом… аиста.
— Хахахахаа!!! Аист!!! ХАХАХАХА!!!
Думать, а тем более смеяться в теле бабочки было практически невозможно, так что я обернулся человеком, упал в траву лицом и продолжил ржать. Бьерн, мать его, медведь-гризли, лев и черт знает кто еще — аист! Понятно, почему у него детей до хуя и больше!
Тяжелое тело накрыло меня, вдавило в траву. Шелковая борода и кусачие зубы прогулялись по плечам и шее. Между ягодиц улегся таран. Я послушно подставил лизучему языку ухо, кусая губы, чтобы не ляпнуть…
— Прости, что смеялся над тобой, волчонок, но это было от радости, что теперь не я один такой убогий. Тебе полегчало?
— Ммммм… не очень.
Бьерн тяжело вздохнул, просунул одну руку мне под грудь, второй обхватил за шею, поерзал на моей заднице пахом и сказал обреченно:
— Так и быть. Язви. Одно предложение! Не больше.
— Надеюсь, мне ты ребенка не принесешь, птичка родильная? — расхохотался я.
— Надеюсь, у тебя хватит ума не трепать об этой моей ипостаси кому ни попадя, феечка ты моя розовокрылая? — куснул меня за плечо Бьерн.
— Полагаю, в ходе бурных переговоров мы придем ко взаимовыгодному соглашению, — многозначительно сказал я, поглаживая его руку перед своим носом жестом единоличного собственника. — Мы теперь, знаешь ли, Владыки. Равные во всем.