***
Беглецы скрывались от погони уже семь дней, плутая по джунглям и пытаясь найти хоть какой-то выход из бескрайних тропических зарослей. Целую неделю они почти не спали, всё время передвигаясь, не оставаясь на одном месте дольше, чем на пару часов. Тюремщики из Ак-Тэо, злобной громадой возвышавшейся на горизонте, шли за ними по пятам, пустив гончих по их следу. А патроны кончались, иссякал заряд электродубинки, и Алтея с ужасом понимала, что ещё через несколько дней они останутся совершенно беззащитными. Впрочем, это знали и Кашил, и Ганзель. И если чернокожий сопротивленец держался на удивление стойко, то последний за это время заметно похудел, а рана на его плече загноилась, и потому он постоянно стонал, что не хочет умирать. Всё это в совокупности с постоянной жарой, бесконечными ливнями, донимающими кровопийцами-москитами подавляло беглецов, и их надежда на спасение таяла с каждым днём. Ганзель уже жалел, что поверил Алтее, да и сама Алтея проклинала себя за недальновидность – надо было заранее готовиться к побегу, а не идти на неоправданный риск.
Беглецы брели через полузатопленные низины, пробирались через густые заросли, спускались в овраги, а оторваться от преследователей всё никак не получалось: они отставали от Алтеи, Ганзеля и Кашила на два часа, но, в отличие от беглецов, были сыты и здоровы. И то, как скоро они нагонят бежавших заключённых, было лишь вопросом времени.
И ни разу за всё это время беглецы не встретили ни одного разумного существа, за исключением одного-единственного случая, когда Ганзель случайно наткнулся на хижину рекеш. Эти полуразумные фиолетовокожие существа, отдалённо напоминающие людей, когда-то густо населяли джунгли, но в эру человека их обратили в рабов, и только единицы оставались жить на воле. Ганзель от неожиданности выстрелил в обоих, причём, как оказалось, умерли они тут же. Сам воришка от этого не очень расстроился, зато Кашил ещё долго пребывал в унынии и ходил, твердя:
– Зачем было их убивать? Они не причинили бы нам вреда!
– Они не люди, дуралей. Что их жалеть! – огрызался в ответ Ганзель. – Зато какое-никакое мясо…
Но Алтея запретила Ганзелю даже приближаться к телам и перед уходом из разорённой хижины вместе с Кашилом похоронила рекеш. Совесть терзала бывшую убийцу и разбойницу: рекеш и действительно не причинили бы вреда беглецам, а может, и помогли бы им с провизией. Но этот поступок вызвал ещё большее недоверие Ганзеля, который и так не больно-то хотел слушаться Алтею.
В полдень седьмого дня беглецы шли через бурелом, кое-как перебираясь через поваленные деревья, стараясь не оступиться и не упасть, переломав ноги. Идти, конечно, было нелегко, но плюсом этого пути было то, что техника военных из Ак-Тэо здесь не проедет. А значит, они должны будут идти пешком, что значительно затруднит их движение.
– Конца и края нет этим джунглям, – ворчал, как обычно, Ганзель, отгоняя руками москитов. – Так и до самой смерти можно здесь бродить.
– Молчи-ка, Ганз, – угрюмо отозвался Кашил, зная, что Алтее такие слова не нравятся. Сопротивленец, в отличие от воришки, был только рад побегу – это хоть на несколько дней продлило ему жизнь – и потому готов был следовать за беглянкой, куда бы она ни пошла. – А то ещё привлечёшь неудачу на наши головы.