Изадора поскребла по дну сервировочной тарелки и сказала:
— Есть ли на свете что-нибудь печальнее тонюсенького кусочка несъеденной курицы на вечеринке?
— Хмм, — откликнулась Жюль. — Есть. Холокост.
Повисла пауза, потом раздался неуверенный смех.
— До сих пор меня убиваешь, — сказала Изадора.
А для сидящих за столом добавила:
— В колледже Жюль была очень забавной.
— Приходилось, — сказала Жюль. — Я жила с самыми противными девчонками. Надо было сохранять чувство юмора.
— Ну а какой была в колледже Изадора? — спросил у нее Деннис.
— Деннис, колледж был еще только прошлой весной, — вставила Изадора. — Я была такой же, как сейчас.
— Ногу придержи, — предупредила она, поскольку казалось, что Деннис того и гляди еще раз приподнимет стол коленом.
— Да, — сказала Жюль. — Она была такой же.
Но, конечно, сейчас Изадора ей нравилась меньше, потому что она меньше в ней нуждалась и видела ее отчетливее. Эш с Итаном и опять же Джона были друзьями, с которыми она виделась и разговаривала постоянно.
— А какая она сейчас? — спросила Жюль. — Вы же соседи.
— Да она меня в страхе держит, — сказал Деннис.
На мгновенье настала тишина, а потом все одновременно рассмеялись, словно бы прикрывая случайный момент истины.
Деннис ушел рано, сославшись на то, что ни свет ни заря ему предстоит играть в тачбол в Центральном парке. Никто из гостей не мог себе представить, как можно вставать в такую рань на выходных, особенно ради спортивных игр.
— Мужская компания собирается на Овечьей поляне, — пояснил он.
И, обращаясь к Роберту Такахаси, добавил:
— Надеюсь, ваш друг скоро поправится.
Затем он откланялся с легкой улыбкой, адресованной либо всем присутствующим, либо, возможно, персонально Жюль, и направился вниз по лестнице в свою квартиру.
Как только он ушел, Изадора тут же заговорила о нем.
— Мужская компания, классно же, да? — сказала она. — Знаю, с виду кажется, будто он сделан из простых деталей — не в том смысле, что примитивных, а просто не из таких засранных, как у нас. Но истина сложнее. Да, он вполне нормальный, играет в тачбол, не такой вечный нищеброд, как мы.
— Говори за себя, — возразил Роберт Такахаси.
— Но на самом деле он депрессивный. Он мне рассказывал, что на первом курсе в Ратгерсе впал в настоящую депрессию и по сути сломался. Перестал ходить на занятия, не сдал ни одной работы. К тому моменту, как он попал в систему здравоохранения, целый год почти не появлялся в столовой — карточка у него вроде бы так и осталась не просканированной. Питался одной лапшой быстрого приготовления, даже не заливая ее кипятком.
— Как можно это есть, не заливая? — спросила Джанин. — Саму лапшу или пакетик с приправами? Или и то и другое?
— Понятия не имею, Джанин, — нетерпеливо произнесла Изадора. — В службах здравоохранения увидели, в каком он состоянии, и позвонили его родителям. А затем отправили его в медицинский отпуск и положили в больницу.
— Психиатрическую? — уточнил Роберт Такахаси. — Боже мой.
За столом воцарилась почтительная, тревожная тишина, колеблющаяся, как воздух над свечами.
— Да, — сказала Изадора. — В ту самую, где лечились все эти поэты.
— Не в том смысле, что Деннис Бойд поэт. Едва ли, — добавила она, хотя особой необходимости в этом, по мнению Жюль, не было. — Но его отправили на самый север, в Новую Англию, потому что в Ратгерсе психиатр посмотрел Денниса и сказал его родителям, что там необыкновенно хорошее подростковое отделение. А еще и страховка покрывала лечение. Поправившись, он вернулся в Ратгерс и окончил его, пройдя дополнительные курсы и летнюю школу. У него не очень-то получалось, но ему дали диплом.
— А в какой больнице обычно лечились эти поэты? — спросила Жюль.
— Ты же знаешь. Знаменитая клиника на Беркшир-Хилс, — ответила Изадора.
— Лэнгтона Халла? — удивилась Жюль.
Деннис действительно лежал в психиатрической больнице Лэнгтона Халла в Белкнапе — том самом городке, где располагался «Лесной дух». Он много времени провел в этом городе через четыре года после того, как там жила она.
Под конец вечера Изадора подала эспрессо из кофемашины, которую ей купили родители, а она так толком и не разобралась, как с ней обращаться. Наконец она достала обещанный косяк, произнеся «погнали, чувачок» с так называемым ямайским акцентом, выдвинула подбородок над куриными кебабами, словно под неслышные звуки регги, и папироса пошла по кругу.