— Спасибо, — сказал я.
— На здоровье, — ответил он и заморгал.
— А вы правда думаете, что мы снова когда-нибудь встретимся?
— А ты разве так не думаешь?
— Да ну что вы, — робко возразил я, — вы там будете совсем на другом уровне.
— Митч, ну что ты такое говоришь?
— Вы же Божий человек.
Он посмотрел на меня с благодарностью.
— Ты тоже Божий человек, — шепотом произнес он. — Как и каждый из нас.
И тут в нашу беседу ворвался звук дверного звонка. Я услышал в соседней комнате голоса моих родителей и Сары. Я принялся собирать свои пожитки. А потом зачем-то напомнил Рэбу, что через несколько недель грядет «Супербоул»[25].
— А, «Супербоул», — проворковал он, что само по себе было довольно забавно, так как вряд ли он хоть когда-нибудь его смотрел.
В комнату вошли мои родители, и пока я застегивал молнию сумки и собирался, они поздоровались и принялись болтать с Рэбом. Ему нелегко было подниматься с кресла, и он беседовал с ними сидя.
Забавно, как история повторяется. Сорок лет назад воскресным утром родители забирали меня из религиозной школы, отец сидел за рулем, и мы все вместе ехали куда-нибудь на ленч. Разница была лишь в том, что раньше я убегал от Рэба, а теперь мне не хотелось от него уходить.
— Едете на ленч? — спросил Рэб.
— Да, едем на ленч, — ответил я.
— Это хорошо. Всей семьей. Так и должно быть.
Я обнял его. А он обхватил меня за шею, — намного крепче обычного.
И тут же вспомнил нужную песню.
— «Идите наслаждайтесь! Жизнь, увы, не бесконечна»[26].
В ту минуту я и не догадывался, насколько уместной была эта песня.
— Вы должны к нам приехать, тут есть на что посмотреть, — Генри даже не скрывал своего возбуждения.
Я вышел из машины и заметил, что автомобилей на улице больше обычного, из боковой двери одни люди выходили, а другие тут же в нее входили, и лица этих людей были мне совсем незнакомы. Среди них были и афроамериканцы, и белые. И одеты они были существенно лучше, чем прихожане этой церкви.
Когда я ступил на помост, Генри тут же заметил меня, улыбнулся во весь рот и распахнул объятия.
— От всей души спасибо, — произнес он и стиснул меня огромными голыми ручищами.
И тут до меня дошло. Он же в футболке!
В церкви снова топили.
— Здесь прямо как в Майами-Бич! — вскричал Генри.
Оказалось, что газовая компания, пристыженная газетными статьями, возобновила свое обслуживание. Был подписан договор, по которому церковь обязалась постепенно выплачивать свой долг. И еще объявилось немало людей, которых тронула статья о церкви Генри. Именно их я сегодня и видел. Они пришли готовить еду и сервировать столы. За ними сидело множество бездомных — мужчин и женщин, — и почти все они сняли с себя теплую одежду. А вместо какофонии воздуходувов раздавался приятный гул беседы.
— Потрясающе, верно? — сказал Генри. — Бог нам благоволит.
Я спустился в спортивный зал и увидел человека, о котором написал в своей статье — того самого, что отморозил себе пальцы ног. В статье я упомянул, что восемь лет назад его оставила жена, уйдя от него вместе с дочерью, из-за чего он опустился. Судя по всему, кто-то увидел его снимок в газете и сообразил, что надо сделать.
— Сейчас увижу, — сказал он мне.
— Кого? Жену?
— И мою девочку тоже.
— Прямо сейчас?
— Ага. Восемь лет, парень!
Он засопел. Ему явно хотелось что-то сказать.
— Спасибо, — наконец прошептал он и исчез.
Пожалуй, никогда прежде меня так не трогало слово «спасибо».
Я уже собрался уходить, когда заметил ковыляющего на костылях Касса.
— Мистер Митч, — певуче позвал он меня.
— Стало немного теплее, а? — спросил я.
— Да, сэр, — ответил он. — И наши тоже все повеселели.
Тут я заметил длинную очередь. Поначалу я решил, что люди выстроились за едой — наверное, за добавкой, подумал я, — но, приглядевшись, увидел, что за столом, к которому тянулась очередь, стояли волонтеры и раздавали одежду.
Какой-то крупный мужчина, натянув на себя зимнюю куртку, крикнул Генри:
— А что, пастор, побольше размера у тебя нету?