Геройский подвиг четырнадцатилетней девочки
Из газеты «Сельский вестник»
Осенью 1887 года в Петербурге, на Выборгской стороне, по Воскресенской улице, шестилетний мальчик Митя, играя, забросил палку в колодец, имевший пять аршин глубины, как это было потом вымерено. Желая достать палку, мальчик и сам упал в колодец и пошел ко дну. Собралось несколько человек народу, и в числе прочих девочка четырнадцати лет. Она быстро сбросила с себя платье и в одной рубашке нырнула в колодец; но эта попытка оказалась безуспешной: девочка вынырнула, едва не задохнувшись; однако еще раза три нырнула в этот колодец, несмотря на то что он был наполнен грязной, зловонной жидкостью, служившей для поливки огорода. Наконец самоотверженной девочке удалось вытащить мальчика, который общими усилиями собравшегося народа был приведен в чувство.
О таком подвиге самоотвержения было представлено Его Императорскому Величеству, и Государь Император в 20-й день сентября 1887 года Всемилостивейше повелеть соизволил: шлиссельбургской мещанке, четырнадцатилетней девочке Анисье Никифоровой, за совершенный ею подвиг самоотвержения, кроме награждения ее серебряной медалью с надписью «За спасение погибавших» и выдачи ей 25 рублей единовременного пособия, производить впредь, до выхода ее в замужество, ежемесячное из сумм Его Величества денежное пособие по 5 рублей и затем при выходе в замужество отпустить единовременно на приданое 200 рублей.
Пословицы об отношении к ближним
* Кто добро творит, того Бог благословит.
* Кто сирых питает, того Бог не забывает.
* Подай в окно, Бог в подворотню подаст.
* Доброму человеку и чужая болезнь к сердцу.
* Не рой другому ямы: сам в нее попадешь.
* В лихости и зависти ни проку нет, ни радости.
* Бог видит, кто кого обидит.
Настя, дочь кондуктора
Г-жа Белявская
Настя была дочерью кондуктора конно-железной дороги. Матери у нее давно не было. Каждый день до школы Настя носила отцу на место стоянки вагонов горячий кофе и завтрак.
Однажды перед Рождеством, когда уроков в школе не было, Настя принесла отцу обед – горшочек щей и стопку горячих блинов. Наскоро покушав щей, кондуктор принялся было за блины, как раздался звонок подъехавшего вагона – есть было некогда. «Неси, Настя, блины домой; ужо дома поем!» – сказал кондуктор и стал подниматься на империал (места наверху вагона). Настя прыгнула в вагон. «После съест», – думала она, стараясь выдвинуть ящик из-под скамейки. Ящик, как назло, не поддавался. «Положу на скамейку. Ничего. Бумага толстая; сейчас папа сойдет, увидит, спрячет и съест на остановке». Раздумывать было некогда: в эту минуту конка тронулась. Настя, положив сверток на скамейку, выскочила на ходу и побежала домой переодеваться, чтобы идти к учительнице украшать елку.
Весело возвращалась Настя из школы, быстро вбежала на лестницу и невольно остановилась у двери, заслышав голоса: «Вот, – рассказывала хозяйка, – доехала барыня до места, встала и пошла к двери, а тут женщина какая-то как ахнет: “Тальмочку-то[16], барыня, запачкали!” А тальма-то светлая, новенькая. Как думаешь? Публика тоже вступилась. Что же, говорят, за порядки! За контролером послали. Тот сердится, да и Архипыч-то не смолчал, ну и пошло, пошло!..» – «И что же?» – послышался голос соседки. Настя замерла от страха. «От места отказали голубчику». Руки и ноги похолодели у Насти, и она схватилась за ручку двери. Хозяйка выглянула. «Настенька, горе-то у нас какое», – начала она и не договорила, взглянув на помертвевшее лицо бедной девочки.
Рождественский сочельник. Воет, гудит непогода, сыплет в лица прохожих мелкой морозной пылью. Но на улице, несмотря на ненастье, шум и движение. Маленькая девочка пробирается сквозь толпу. Лицо ее бледно и озабоченно. Быстро проходит она улицу за улицей и останавливается наконец перед большим домом с широким подъездом.
– Здесь живет начальник конно-железной дороги? – робко спрашивает она у швейцара.
– Здесь. Иди по черной лестнице во второй этаж, направо.
Правая дверь второго этажа была открыта. Настя проскользнула в нее и остановилась на пороге кухни. Кухарка в белом переднике стояла у плиты, мешая что-то в большой кастрюле.
– Анна Алексеевна, что же так долго? – раздался вдруг звонкий детский голосок, и в дверях кухни показалась девочка лет восьми, одетая в белое платье с лиловым поясом. – Что же так долго? Ах, что за девочка?
И прежде чем кухарка успела повернуться в Настину сторону, девочка очутилась около двери.