========== 1. ==========
В море было спокойно. Несмотря на то, что за двести с лишним лет весь континент наводнили разные по габаритам и агрессивности мутанты, вода оставалась тихим местом — мёртвым и безмолвным. Впрочем, рыбу изменения тоже не обошли — настолько, что не помогал в её опознании довоенный атлас фауны. Оставалось уповать только на опыт местных.
Не то чтобы Данс собирался становиться рыбаком, но на горючее и некоторые редкие припасы его скромного улова хватало. Запах гниющей тины и рыбный душок впитались в кожу и, казалось, погубили обонятельные рецепторы — или же что-то повредилось в микросхеме, таящейся в его синтетических мозгах. В принципе, Дансу было плевать: он не собирался покидать затуманенные берега, точно запертый клятвой призрак.
Он обошёл остров по кругу, но с такого расстояния не увидел ничего примечательного: из тумана проступали лишь скалы да деревья, словно стены крепости, охраняющие мрачные тайны. Так как Данс уже не мог жить в одиночестве, глядя каждый день на треклятый лодочный сарай, который они делили с Норой, пришлось покинуть старика Лонгфеллоу и найти своё место. Одна из прибрежных ферм, по чистой случайности оказавшаяся между Фар-Харбор и Акадией, стала ему новым домом.
Прогнившему причалу, крыше дома и стенам требовался ремонт, и Данс был только рад занять руки, чтобы избавиться от гнетущих мыслей. Сперва пришлось поставить по периметру конденсаторы и подождать, пока туман рассеется, а до тех пор Данс спал в лодке, прислушиваясь к разбивающимся о борта волнам. Затем уже появились колонка с пресной водой, электричество, турели и датчики движения. Каждый вечер, проваливаясь в сон после тяжёлого, но плодотворного дня, Данс наслаждался болью в подрагивающих мышцах и результатами куда более осязаемыми, нежели мир и порядок на Пустошах, за которые боролся раньше в Братстве Стали. Старая силовая броня стояла в почти полностью разрушенной соседней комнате под брезентовым навесом, но в целости и сохранности, готовая к бою.
Первого посетителя едва не убили турели, но Данс вовремя оказался рядом. Взглянув на растерянного парнишку в мокрой одежде, совсем не подходящей местному обманчивому климату, он тут же всё понял.
— Акадия там, — продолжая пристально следить за случайным гостем, Данс махнул рукой в сторону горы, где над туманом гордо возвышался шар обсерватории. Парнишка машинально проследил за движением и в ужасе раскрыл рот.
Задаваясь вопросом, почему синтов никогда не встречают, Данс залез в силовую броню и самолично проводил потеряшку до дверей, у которых тоже никого не было. Несмотря на посильную помощь в прошлом, он знал, что синты по большей части сидели в подвалах и жались друг к другу, как крысы. Проследив издалека, что двери всё-таки открылись, Данс вернулся домой.
Затем были другие синты, но такие же испуганные и потерянные. Даже табличка с ориентировкой не помогала — они приходили на порог и просто хотели увидеть дружественное лицо, которым Данс, как он считал, никогда не обладал. Впору стать чёрствым и грубым, как жители города, но он просто не мог отказать в помощи.
Однажды у ворот Акадии их встретила Чейз в неизменной форме институтского охотника, подлатанной до смешного нелепо. Они виделись всего раз, когда Дансу требовалась помощь, но старые привычки давали о себе знать: руки крепче вцепились в оружие, готовые тут же пустить его в дело. Чейз, конечно, заметила его нервозность, но оставалась приветливой.
— Зайдёшь? — он упрямо помотал головой, и Чейз ехидно улыбнулась, когда очередной беглый синт скрылся во тьме лестницы. — Хватит так реагировать на одежду. Может, тебе станет легче, если я сниму её?
Данс оторопел и не нашёлся с ответом, поэтому просто ушёл. Конечно, он понимал, что и по силовой броне нельзя всех называть паладинами (хотя в его случае — нет), но в Чейз было что-то странное, волнующее замороженные чувства — и как реагировать на это, Данс не знал. Следовало подумать.
Он не хотел больше видеть ДиМА — уродливого синта второго поколения с лампочками в мозгах, сохранившегося хуже своего брата Валентайна — и слушать лекции о признании собственной сути. В этом Акадия сильно напоминала Детей Атома. У старой машины были ответы на извечные философские вопросы, но не на простые, из которых и состояла жизнь. Данс не воспринимал байки о единении и злился, понимая, кто же захламил Норе мозги надеждой на взаимовыручку. Не в его силах стать частью того мира в подвале.
Данс взглянул на тихо накатывающие волны, гальку и песок — после починки дома он очистил пляж от мусора, — вздохнул полной грудью и остался доволен своим выбором. Скинув одежду на причале, он прыгнул в холодную воду. Кожа покрылась мурашками, Данс содрогнулся и нырнул, загребая руками и ногами почти до судороги, чтобы затем отдохнуть, вяло распластавшись на глади. Ветра не было; вода почти не колыхалась волнами, верхушки деревьев застыли, и тучи впервые за несколько недель пропустили лучи света.
Однако движение на причале тут же привлекло его внимание; Данс выпрямился и с удивлением обнаружил фигуру в перештопанной форме охотника. Только на Чейз она так висела, словно украденная с чужого плеча. Он молча наблюдал, как одежда падала под её ноги, рядом с кучей его тряпья. Под формой Чейз почти ничего не носила, и это открытие во второй раз за день оглушило Данса каким-то проклятием паралича.
Наконец она небрежно скинула сапоги и прыгнула следом, а вынырнув, откашлялась и внезапно рассмеялась.
— Всегда хотела так попробовать!
Продолжая улыбаться как-то по-детски открыто, Чейз подплыла ближе — достаточно, чтобы Данс почувствовал ком в горле и желание поскорее сбежать. Только одежда осталась на причале. Оставалось пялиться на её бледную кожу, но тёмные, вставшие торчком соски неизбежно возвращали к себе внимание. Некогда вьющиеся волосы теперь лежали на плечах тяжестью, и Дансу почему-то захотелось освободить тонкую шею для лучей такого редкого солнца.
— Что ты делаешь? — спросил Данс, чтобы хоть немного вернуть контроль.
— Ты не зашёл, поэтому решила зайти я. К тебе. Мы же вроде как партнёры теперь.
Данс тут же нахмурился и отплыл чуть назад, чтобы не натолкнуться случайно на голое женское тело.
— Нет. Я помогал случайным прохожим. Это всё.
Чейз перестала улыбаться, и Дансу тут же захотелось взять слова обратно. Он много о чём молчал, хранил секреты и строил из себя железного лидера, поэтому одна-единственная неловкая пауза не имела для него значения — она пополнит ряды упущенных возможностей, о которых Данс внезапно вспоминал, пытаясь уснуть.
Однако Чейз не собиралась капитулировать.
— Идентичность — это глупость. Не программа тебя заставляет помогать, а что-то внутри, — для наглядности она шлёпнула себя ладонью по груди, и Данс, конечно же, задержал взгляд дольше приличного. — Ведь ты всегда был доброй душой, без чьего-либо вмешательства. Делая то, что хотим, мы убегаем из Института навсегда.
Он хотел спросить, откуда она могла знать, словно насквозь видела до спрятанного в мозгу чипа. Просто знала и всё. Человека характеризуют его поступки — так и в Братстве Стали принято, и на Пустошах, где, как Данс думал, он родился. Кому-то нужно громко философствовать, чтобы внушить безопасность другим, а кому-то — действовать.
Чейз при первой встрече напомнила ему Нору, а сейчас кроме цвета волос он не находил сходства. Разве что искра бунтарства разгорелась в ней ярче, а в Дансе даже ни разу не вспыхнула. На этот раз Данса не скрывала толстая броня, и ничто не мешало Чейз увидеть его. В отличие от него, она всегда была открытой.
Охотников проектировали сильными и выносливыми, но Чейз обняла его совсем невесомо, потёрлась грудью, из-за которой Данс и так едва с ума не сходил, и прижалась лбом, коснувшись кончиком носа его щеки. Он не смог бы представить мирную картину без неё, без их тихого единения, но застыть вот так насмерть не желал. Бледная кожа заражала теплом, а касания — обещанием близости, пусть и единственной.