-… Ты же сам понимаешь, что это неизбежно…. Весна не за горами..
-Что ты от меня хочешь? – голос у отца был уставший и какой-то обреченный.
-Он заберет тебя, ты это сам понимаешь. Слишком уж ты любишь ее. А Рэй не должен последовать за вами. Хватит с него и твоей жертвы. Сам отдай и объясни сыну, чтобы удержал.
-А вдруг не поможет… Сын это частичка ее. Последняя частичка.
-Потому и нужно ее сохранить. Чтобы не зря все это было! – резкие слова оглушали, не предвещая ничего хорошего.
Вскоре состоялся и мой разговор с отцом, в котором он говорил, как любит меня и сделает все, чтобы я был счастлив. Сказал, что если с ним что-либо случиться, то обо мне позаботится бабка Крелла. Он много еще что говорил, но запомнилось мне то, как он вручил мне мамин платок.
-Возьми мой мальчик, пусть он убережет тебя от несчастья и необдуманных поступков. Мама любит тебя. Видишь, на нем горлица. Это символ свободы для твоей матери. Пусть оковы тебе будут ни по чем, – он вложил платок ко мне в руки и медленно стал убирать руки. С каждым мгновением взгляд его притуплялся. – Я верю в тебя мой сын. Мы верим в тебя.
***
Тот разговор в одно мгновение всплыл перед глазами, а по коже пробежал табун мурашек. Меня всю словно подкинуло, обдав напоследок холодом. Я повертела головой по сторонам в поисках Кази, на душе было не спокойно. Та история не закончилась счастливым концом. Родители Рэя не обрели друг друга, они отдали себя на откуп, оборвав связь с сыном. И восьми летнему парнишке сидеть бы дома, как просил его отец, уходя в лес в последний раз, но ребенок хотел быть героем и спасти своего родителя. Он крался до самой границы сонного леса, шарахаясь от каждого звука. Ветки цеплялись за штанины, как будто не пуская. Только мальчишка был упорным и отдирал вмести с клочками ткани ветки. Сжимал крепко зубы, выдирая очередную колючку, а как только цель отца виднелась, на парнишку налетело оцепенение. Он стоял посреди поляны прямой как палка, руки не двигались, ноги будто вросли в землю, а глаза хотелось закрыть… но не мог.
Отец замер на мгновение, а потом твердой походкой направился к ольхе. Дерево было не высоким, но стройным. На нем только появились зеленые листочки. В этих нежных, не окрепших листиках сверкали алмазами капли росы. Солнечный лучик прыгал с росинки на росинку и озарял радужными бликами юную красавицу. Мужчина подошел близко-близко, и едва касаясь пальцами «пробежался» по листочкам. На лице у него расцвела теплая улыбка, а ольха словно девушка повела ветками… Он обнял ствол красавицы, а ветки медленно стали обвивать тело отца.
Парнишка вскрикнул, но так и не смог сдвинуться. Слезы застилали глаза, а мир вокруг виделся сквозь пелену. Отец обернулся на звук, но рук от ольхи так и не убрал. Мужчина смотрел на сына, а его тело медленно оплетали ветви. И взгляд был не замутненный, он был ясный, осмысленный, четко осознающий, что происходит. А парнишка то был рад и надеялся, что вот сейчас его отец вырвется из оков и уведет его из этого страшного места, то злился, осознавая, что отец выбрал не его… предательство! Он предал… То вдруг пришло понимание, что все это только для того, чтобы спасти его, сына. Лишь в самый последний момент из практически кокона долетели слова: «Живи сынок!» И голос был не только мужской… ветки все туже и туже переплетались, пока ствол дерева не приобрел новую форму – два обвивающихся вокруг друг друга дерева, казавшихся двумя обнявшимися людьми. Через какое-то время мальчик смог пошевелить рукой, потом его тело словно лишилось опоры, и он упал на землю. Когда мысли перестали метаться, а слезы начали иссякать, он посмотрел на свою руку… В руке он сжимал платок матери на уголке которого распахнув крылья парила горлица. Именно за этот конец цеплялась тонкая веточка с маленькими , едва появившимися листочками… Уже практически выдохшиеся слезы хлынули новым потоком, унося боль и страх маленького мальчика… жизнь которого началась заново.
***
Воспоминания о судьбе родителей Рея всколыхнули в груди не только страх перед лесом, но и тягу к жизни. Сон стал отступать, а ветка, тянувшаяся ко мне, вдруг со скрипом отскочила прочь. Тишину разорвало шорох листьев похожий на шипение змей. Продираться сквозь чащу леса становилось все тяжелее, тропинка сужалась, а ветки все ближе подбирались к путникам. Да и Тинэлия все больше клонилась к земле, не ее лице играли капли пота… одна из шустрых веток извернулась и оплела ногу Силении, уронив ее на землю. Девушка упала, словно подкошенная не делая и попытки подняться. Всех окутывала апатия, тишина давила, тисками сдавливая виски и туманя взгляд. В голове мелькали мысли неправильности и разум искал пути выхода. В грудь словно хлынул поток огня, разливаясь по телу миллионами иголочек, они жалили изнутри, пробуждая каждую клеточку трепетать. Я окунулась в лавину беспокойства, летящую от Кази. Пелена слетела с глаз, предъявив мне летящего из кустов хмыра: он перескакивал через небольшие кустики и прошмыгивал под низкими ветками, шерсть стояла дыбом, а в глазах сверкали искры. Не сообразив сразу, куда несется Кази, начала озираться по сторонам и лишь когда на меня нахлынула новая волна от хмыра, резкая, как оплеуха, я опустила взгляд на землю. Силению оплетала трава, медленно тянулась, скрывая часть одеяния. Силь видимо упала, но при этом зацепила вещевой мешок, что и смягчил удар. Ее глаза были прикрыты, а руки немного вывернуты к верху. Голова же покоилась на мешке.