Князь замолчал. Клеомен, казалось, готов был заплакать.
— Результат правления деда очевиден: мы в окружении ненавидящих нас соседей, причем таких же вересов, как и мы, — упрямо продолжал Андрей, уставившись на пустую тарелку. — У нас нет ничего, кроме Кремля, за пределами которого нищета. Даже во дворце нашем пустота, даже слуг не хватает. Все бегут. В тот же Дубич.
Клеомен встал. Руки его дрожали.
— Я… я скажу вам одно, — срывающимся голосом воскликнул он. — Что бы вы ни говорили, я искренне верю в моего бога. Я не повинен ни в одной смерти, и на моих руках нет крови.
По морщинистой щеке потекла слеза.
— Вы, ваше высочество, во многом правы, признаю́ это, — продолжил он. — Наш народ на краю гибели. Только, боюсь, ваш гнев вызван не страданиями народа, а уязвленным самолюбием. Ваше величество, разрешите откланяться.
С этими словами Клеомен удалился.
— Посидишь еще? — спросил сына отец, прервав затянувшееся молчание.
— Конечно, — невесело ответил Андрей.
— Ты можешь идти, Матвей, — сказал чтецу Мечеслав. — И вели принести свечи, темно уже.
Матвей низко поклонился и, сунув книгу под мышку, ушел.
— Зачем ты так с Клеоменом? — небрежно откинувшись в кресле, поинтересовался Мечеслав.
— Не знаю. Накипело. Ты еще со своей Искрой…
Явился хромоногий слуга, насвистывая что-то, отдаленно напоминавшее песню. Поставил на стол канделябр, уронив при этом полотенце, висевшее на плече.
— Избавься от них, отец, — сказал вдруг Андрей. — Разгони священников. Ведь они дармоеды, ничего более. Верни нашу старую веру.
— Эх, сын мой. — Мечеслав поднялся, задумчиво прошелся по залу. — Давно ли ты стал такой начитанный? Где же ты был раньше?
Слуга ворчливо спросил:
— Со стола убирать, ваше величество, иль как?
— Потом. Оставь нас.
— Как вам будет угодно, ваше величество.
Мечеслав открыл окно. Ветер пронесся по залу, поднимая тополиный пух, скопившийся в углах.
— Я так не могу, — сказал Мечеслав. — Ты хочешь вернуть старых богов? Ястреба, бога Светлого Неба, Сову, бога Ночи? Не слишком ли? У нас есть бог — Триединый. Пойми, стоит мне поднять руку на храм, народ разгневается. У них нет больше другого бога. Ястреб остался в сказках.
Андрей слушал, водя пальцем по ободу бокала.
— Но всё же я сделал многое, — продолжал князь. — Надеюсь, во всяком случае. Я отказался от священного трона. Упразднил «божьих воителей». Заключил союз с Волчьим Станом. Хотя они, конечно же, нам мало чем помогут, но всё же. С равногорцами, надеюсь, у нас больше проблем не будет.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, поверь. — Мечеслав сел рядом с сыном, налил себе и ему вина. — У меня есть верные слуги, хорошо поработавшие в тех краях. И еще, — прибавил он, отпив вина, — на свадьбе будут присутствовать оба дубичских брата — Борис и Военег.
— Не может быть. — Андрей взглянул на отца. — Ты пригласил сюда дубичских псов? Прямо в загон с овцами… — княжич горько усмехнулся.
— К выгоде нашей, понимаешь? — ответил Мечеслав, не замечая, как отреагировал сын. — Теперь всё переменится…
— Если переменится, то только в худшую сторону, — отрезал Андрей. — О чем ты только думал, отец? Зачем ты их пригласил?
— Сдружимся.
— Чего?
— Я хочу начать торговать, — объяснил Мечеслав. — Заверить Бориса в том, что торговый путь через наш город снова может быть открыт. Только представь себе: древний тракт, соединяющий Вередор и Марн, снова заполнится караванами, купцами… И что для этого нужно? Дать гарантии, что мы никому не угрожаем. И всё.
— Борис и так прекрасно знает, что мы никому не угрожаем.
— Насколько я знаю, в Дубиче до сих пор поминают моего батюшку недобрым словом. Я принесу извинения. А ещё венежанская княжна.
— Она-то чем нам поможет?
— Не понимаешь?
— Нет.
— У меня есть отличная идея… — Мечеслав выдержал, как ему казалось, эффектную паузу и сказал: — Что, если нам объединиться? Создать союз вересских княжеств, наподобие Союза Пяти Городов? Думаю, всем идея должна прийтись по душе…
В ответ Андрей рассмеялся.
— Что ты смеешься?
— Это нереально.
— Почему?
— Да потому. Слишком ты наивен. Зачем Борису платить за вещь, которую можно взять и так?
Мечеслав округлил глаза.
— Брось, — сказал он. — Что ты такое болтаешь?
— А ты порассуждай.
Мечеслав призадумался.
— К тому же, — прошептал Андрей, наклонившись к отцу, — ты забыл о Военеге. Я правильно понял — он тоже будет?
— Должен. В письме от него прямо так и сказано.
Андрей вздохнул.
— Помоги мне встать. Я пойду спать.
— Может, закончишь мысль? Чего я должен опасаться? Законы гостеприимства…
— Как же ты наивен, отец… Лучше бы ты не упразднял «божьих воителей».
Мечеслав шел, пошатываясь, в свои покои. В голове шумело. Он обратил внимание на паутину, облепившую плотной липкой массой почерневшую от старости и сырости картину с изображенным на ней венценосным предком, имя которого он позабыл, да, в общем-то, никогда и не знал. Рядом горел факел, вставленный в насквозь проржавевший обод. Князь покачал головой. Как же здесь темно и сыро! Ему бы те возможности, которыми обладал его деятельный родитель, он построил бы совсем другой замок. Не эту темницу.
Впереди маячил свет, пробивавшийся через приоткрытую дверь. «Менелая не спит, — подумал он. — Пожалуй, проведаю».
В горнице его супруги княгини Менелаи горело множество свечей, капавших воском прямо на мебель, — около трех десятков, больших и маленьких, в подсвечниках, в чашах. Всюду валялись склянки, ложки, деревянные и тряпичные игрушки, разноцветное тряпье. На стенах висели пышные гобелены, дар шамранских купцов ко дню свадьбы. В углу — ложе с шелковым балдахином, возле — нарядная кроватка.
Менелая — тощая женщина с жидкими седыми волосами и зелеными, как у младшего сына, глазами, вскочила с ложа. Растрепанная, в расшнурованной сверху сорочке. Увидев дряблую шею супруги, Мечеслав поморщился и отвернулся.
— Молчи, молчи! — прошептала она. — Дитя разбудишь.
Мечеслав, глубоко вздохнув, поцеловал ее в лоб.
— Ты сегодня кроху не видел, — суетясь, сказала Менелая. — Подойди же, посмотри на дочку.
Он хотел возразить, но передумал. Схватив супруга, Менелая подвела его к пустой кроватке.
— Видишь? — умиленно пробормотала она. — Какая красавица! Похожа на тебя. Не уходи, посиди, пока она спит.
— Нет. Пожалуй, я пойду, — отстранился Мечеслав. — Еще надо встретиться кое с кем. Спокойной ночи, — неловко прибавил он, уходя.
— Ты всегда убегаешь, — скривив тонкие синюшные губы, сказала Менелая. — Почему ты нас не любишь? Ни разу подарочка не принес…
«Пусть себе ревет, — думал Мечеслав, с облегчением вдыхая затхлый воздух коридора. — Что с ней произошло? Если бы, допустим, неудачное разрешение от тягости или еще чего… так ведь ничего. На ровном месте. Хотя… на ровном ли?»
Приблизившись к своим покоям, он остановился.
«Грех на мне. А она ведь чувствует. Что же она, не женщина, что ли? Грех… и дети мои за него расплачиваются».
Он шагнул и снова остановился. Прислушался.
«Она пришла. Она там. Вот — сердце-то как застучало».
Мечеслав вошел и уселся в глубокое кресло, обитое синим бархатом. В открытое окно светили звезды. Тонкая занавесь развевалась.
— Ты здесь, — сказал Мечеслав. — Выходи.