— Не надо, княжна. Пусть разбираются сами.
Искра взглянула на служанку. Серьезное смуглое лицо, карие глаза излучают спокойствие. Было в облике Буяны что-то неприступное, даже величественное.
— Хорошо.
И все же Искра, пристально наблюдая за «дядькой», за его напускным равнодушием рассмотрела испуг, затаившийся в сузившихся зрачках. Что-то ей напомнил этот взгляд…
«Да! — неожиданно осенило девушку. — Ведь так смотрят… пленные, невольники».
— Веди, умник, — скривив губы и продолжая коситься на Злобу, скомандовал Горыня.
Девятко, не сказав ни слова, перепрыгнул через обломки загородки и скрылся за спинами воинов.
Отряд подъехал к молельному дому. Стояла такая тишина, что казалось, будто стук копыт разбудит сейчас всех демонов, спрятавшихся в Шагре.
Внизу по Жертвеннику стлался странный сизый туман. Он медленно окутывал ближайшие избы и конюшни.
Воины спешились. Распрягли лошадей и отвели их, вместе с боевыми конями, в небольшую, отдельно стоящую рощицу за домом, где и привязали. Повозки сдвинули вместе перед входом, образовав нечто вродезаграждения.
Туман подступал все ближе.
— Что за чудо такое? — глядя на него, спросил Чурбак.
— Кто его знает? — ответил Девятко. — Спроси у Леща.
— Лещ! Скажи-ка, видал что-либо подобное?
Лещ, несмотря на сумерки, заметил на своей начищенной до блеска булаве пятно ржавчины и сердито тер ее рукавом.
— Нет, — ответил он.
Деревянный настил жалобно заскрипел под сапогами. Горыня окинул взглядом помещение.
— Сойдет, — сухо бросил он, устало сел на лавку и привалился спиной к стене. — Разворачивайтесь. Даст бог, переночуем…
Туман подкатился к подножию утеса, на котором находился молельный дом коренников.
Черный Зуб стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку. К воину, поеживаясь, подошла Искра.
Черный Зуб обернулся и вежливо улыбнулся.
— Эхо, — сказал он.
— Да, я заметила. Чертов пересмешник. Что-то здесь оно особенно сильное.
— Ночь будет тяжелой, — добавил Зуб после паузы.
— Почему?
— Взгляни сама.
Искра прищурилась, подошла поближе к фургонам — и увидела движущиеся в синеватой дымке тени. Расслышала какие-то звуки, похожие на бормотанье.
Искра всматривалась во мрак ночи со всевозрастающим страхом. Никто не спал, кроме Горыни.
Стук катящихся камней. Возня. Глухой ропот.
И они вышли — отовсюду — из леса, из деревни. Их было много. Сотня, если не больше. Они шатались, падали, вставали, ползли. Издавали звуки, похожие на мычание. В ноздри ударил одуряющий трупный запах.
— Это мертвецы? — спросил Чурбак.
— Глупый вопрос, паря, — ответил Злоба. Он вынул из ножен шкрамаш, поднес его к зажженной свече на столе, с видом знатока плюнул на большой палец и осторожно провел им по лезвию. Глаза великана при этом хищно блеснули.
— Ну вот и дождались, — сказал он. — Всегда легче биться с врагом, которого видно, даже если он уже мертв. К бою, ребяты.
Горыня застыл у окна.
— Позволь сказать, княже, — пробасил Злоба, встав за его спиной.
— Да… — вяло выдавил Горыня.
— Побьемся, княже. Увидишь, станет легче.
Горыня взглянул на десятника снизу вверх и нервно кивнул. «Боится, подлец», — злорадно подумала Искра.
Однако княжна и сама боялась не меньше. Она вжалась в угол и не двигалась. От вони ее начало подташнивать.
— Вот, — Буяна протянула ей платок и два листа мелиссы. — Вложи в платок траву и повяжи на лицо. Не знаю, поможет ли, но все лучше, чем ничего.
— Спасибо, — прошептала Искра. — А ты?
— Я стерплю, — сказала служанка.
Искра завязала платок, но облегчения ей это не принесло. Мучительно не хватало воздуха, а аромат мелиссы, смешавшись со смрадом, источаемым мертвецами, стал неприятен. Девушка сорвала платок, жадно вдохнула воздух, после чего все вокруг поплыло. Но она не упала в обморок — в чувство ее привела Буяна, влепившая звонкую пощечину.
— Сейчас не время, госпожа, — сказала она.
— Все, мне уже лучше. — Искра стиснула зубы и твердо решила держаться до последнего.
Между тем дружина готовилась к бою. Горыня наконец-то очнулся, встряхнул головой и приказал десятникам разворачивать оборону; сам же вытащил меч и встал у окна.
— Так! — гремел Злоба, — Эй, братцы! Вставайте против окон и колите мертвяков!
— Не так надо, — сказал Девятко, покусывая лезшие в рот усы. Свой длинный массивный двуручник он положил на плечо. — Мне кажется, надо отрубать им конечности: головы, руки…
— Дельно говоришь, воевода, — согласился Злоба. — Они ведь мертвяки, их не заколешь, как какого-нибудь степняка. Рубите ихние сгнившие репы, ребяты!
Воины заняли позиции. Мертвяки были уже совсем близко.
— А ты, Лещ, — усмехнулся великан, глядя на старого воина с булавой. — Придется тебе искупаться в их ошметках. А как же иначе? Булавой-то башку не срубишь.
— Без твоего мудрствования обойдусь, — поплевав на широкие мозолистые ладони, парировал Лещ. — Приноровлюсь.
— Девицы, — обратился Девятко к девушкам. — Будете помогать раненым, ежели таковые будут. Но держите наготове оружие. У тебя, Буяна, есть что-нибудь?
— Есть, меч, — ответила Буяна и почему-то покраснела. Она сняла вязаную накидку и повернулась. За спиной, на ремне, перекинутом через плечо, висел короткий меч в ножнах, похожий на меч ее хозяйки.
— Откуда он у тебя? — недоуменно вопросила Искра.
— Мне Гуннар… то есть Черный Зуб подарил. — Буяна виновато глянула на княжну и отвела глаза.
Искра улыбнулась.
— Я и не знала, что его зовут Гуннар, — сказала она.
— Добро, — кивнул Девяткои обернулся. — Так… понеслась!
Мертвяки окружили дом со всех сторон. Они толкали друг друга, тыкались в стены, царапая бревна; лезли в окна, двери. Землистые перекошенные лица, перемазанные глиной лохмотья, руки с содранными до мяса пальцами — и ужасная, всепоглощающая вонь.
Дружинники без устали взмахивали мечами, стараясь обезглавить мертвяков, и, надо сказать, их гниющие тела хорошо поддавались, — отрубленные конечности падали, как скошенная трава. Во двор никто не вышел, боясь быть окруженным и покусанным (Девятко с Лещом предупредили, что укус мертвяка смертелен), но у четырех окон (все они смотрели во двор) и одной двери все воины не умещались. Потому отряд разделился — одни сражались, другие готовы были, в случае надобности, заменить раненых.
Через несколько минут у дома выросла груда окровавленных, скользких от гнили, крови и раскиданных кишок тел. К несчастью, зарубленные трупы не успокаивались. Вся куча шевелилась, в головах лязгали зубы и вгрызались в валявшиеся рядом тела, в землю, во что попало; руки, волоча за собой порванные нити вен, как будто ползли в бой, и их приходилось отбрасывать пинками назад. К тому же трупы все прибывали. Некоторые окружили повозки и толпились около них, ничего не делая.
Кровь лилась через порог в избу, и воины скользили. Горыню пошатывало, пот стекал по его телу так сильно, что, казалось, будто княжич облился водой. Но он старательно бился, не подменяясь; выбирал цель и рубил наверняка. Лещ и правда весь забрызгался кровью, ошметками тел и щепками; резные накладки, украшавшие окно и подоконник, превратились в вымазанные кровью и расквашенные булавой клочья. Черный Зуб и Злоба стояли плечом к плечу напротив двери. Каждый управлялся оружием искусно и даже изящно, что говорило о немалом боевом опыте. Отсеченные части тел падали на залитый кровью пол с сочным мокрым шлепком.
Искра никогда в жизни не видела и не слышала ничего ужаснее. Проклятия воинов, глухой утробный рык мертвецов, чавканье разрезаемой плоти, хлюпанье сапог в лужах крови, скрежет ногтей, скребущих по стенам…