— Итак, насколько же ты хороша?
Она встретила его взгляд, и ему понравился тот огонек, что он увидел там.
— Достаточно хороша, — она остановилась, — Когда я была младше, я все время тратила на тренировки. Мы ездили в Нью-Йорк, Девон, Вашингтон, все большие города. Моя мама любит их. Она не может дождаться, так хочет повесить еще одну медаль на стену, что бы хвастаться потом очередной победой. Ее идеальной дочерью.
Голос Лейни как переключатель, переходил от нежного к озлобленному.
— Я ненавижу соревнования, ненавижу давление, я ненавижу как кто-то, кого я люблю, стает тем, кого моя мама может использовать против меня.
Она напомнила ему огонь в лесу, под контролем всего минуту, а потом боль.
— Но ты до сих пор делаешь это, — сказал он.
— Я не соревнуюсь. Просто катаюсь. У лошадей нет тех забот, что у меня, — ее голос оборвался неожиданно, он смотрел на нее изучающе, ожидая. Но она так ничего и не сказала, она все смотрела на картину, и ее плечи дрожали.
У лошадей нет тех забот, что у нее?
— Ты катаешься после школы? — она не хотела, что бы она и дальше спрашивал ее, это было заметно по ее позе.
Она покачала головой.
— Утром. Если я пройду через лес, то буду на ферме через 10 минут.
— Ты, должно быть, встаешь рано, — они должны были быть в школе в 7:45.
Она пожала плечами.
Я люблю вставать первой. Так я могу забыть, что кто-то еще существует, и есть всего лишь я и природа.
— Я понимаю, о чем ты, — Габриель усмехнулся.
Она на него косо посмотрела.
— Да ладно. Я уверена твой будильник звонит в 7:40.
— Это не так.
Он посмотрел на лошадь опять, трогая следующую в ряду. Это был не первый раз, когда он был у девушки в комнате, но обычно, единственное, что их интересовало, это заткнуть его, до того как родители услышат их. Здесь, наедине с Лейни, просто говоря, он почувствовал более интимную обстановку, чем где-либо ранее с другой девушкой.
— Я бы и не подумала, что ты рано просыпаешься, — сказала она.
— Я обычно иду на пробежку, еще до восхода солнца, — он перевел взгляд на нее.
Он любил бегать в темноте, перед восходом, когда солнце не может забрать его энергию. Это всегда звучало странно. Это было одной из вещей, которые он делал без Ника.
Она заправила волосы за ухо. Он хотел стянуть с нее резинку, и позволить ее волосам распустится, и увидеть какая она, когда не прячется за стеной безразличия.
Лейни смотрела на него в ожидании.
Черт. Она что-то сказала.
Это было странно. Он прочистил горло.
— Что?
Ее щеки светились румянцем.
— Я… эм… спрашивала не хочешь ли ты вернутся назад на кухню, и поработать с заданиями по тригонометрии.
На самом деле он хотел остаться здесь, и узнать ее лучше.
Но это было не то, ради чего она его пригласила. Она не флиртовала с ним. Она даже не приглашала его наверх, это он просил об экскурсии, и она прямо перекрывала ему путь в спальню.
И он был настоящим идиотом, стоя здесь и думая о ее волосах.
— Конечно. Почему нет, — Габриель сделал шаг назад.
Воздух в гостиной казался прохладней, наполненный новой дистанцией между ними. Это напомнило ему Ника.
Ему не нравилось это.
Габриель дотронулся до ее плеча.
— Эй, спасибо за попытку помочь.
— Спасибо за помощь Саймону, — она посмотрела на него в темноте холла.
Он мог слышать, что ее дыхание такое же быстрое, как и его.
После он смог услышать звук открывания замка во входных дверях.
Он инстинктивно отклонился от нее, будто бы ничего и не делал.
— Черт, это мой отец. Пошли, — ее глаза были напуганы. Она схватила Габриеля за руку и потащила.
Он спускался по ступеням позади нее, но у них не было никакого шанса пройти на кухню, и остаться незамеченными.
— Лейни, Господи, успокойся. Мы ничего плохого не сделали.
— Ты не понимаешь, — дверь понемногу открывалась, она обернулась с видом, будто обежит вверх по ступеням.
Господи, она была похожа на испуганную птицу. Габриель почти побежал за ней. Одной рукой он ухватился за перила, а другой схватил локоть Лейни, чтобы удержать от бегства.
И именно в такой позе их увидел ее отец.
Даже если бы Лейни не сказала, что ее отец адвокат, Габриель все равно бы догадался. Он мог сниматься на телевиденье, с эго черным костюмом, своими темными волосами с проблесками седины, с расчетливым взглядом.
Глаза его округлились, когда он увидел их.
Габриель отпустил Лейни и замер. Ник был намного лучше, во всех этих делах с родителями, и этот парень не был похож, на тот тип отцов, которым безразлично чем занимаются их дети.
Лицо Лейни было красным.
— Пап. Посмотри. Все не так.
— Не так как я подумал? Я надеюсь на это, — ее отец стучал пальцами по столу. Он изучал Габриеля своим взглядом.
— Мы занимались, — Габриель смотрел на него.
— Занимались. Серьезно? Здесь, на лестнице? И где же ваши книги? — он посмотрел вокруг.
— Ничего не говори, — прошептала Лейни.
— На кухне, — ответил Габриель. Вместе с его ключами. Единственная вещь, которая останавливала его от бегства, были 20 футов паркета, блокированые ее отцом.
— До этих пор вы были наверху. Проводили экскурсию, я полагаю? — он все так же не отводил свой взгляд, и продолжал смотреть на Габриеля в упор.
— Вообще-то да, — Габриель улыбнулся, хотя и не считал это действительно серьезным.
— Заткнись, — прошипела Лейни.
— Сколько тебе лет? — ее отец сузил глаза.
Габриелю уже не нравился этот человек. Он сжал зубы, и думал, сумеет ли он проскочить мимо него.
— Семнадцать.
— Ты знаешь, какой возраст совершеннолетия?
— Папа! Господи! Мы ничего плохого не делали! — Лейни отступила на шаг назад, ее лицо было еще краснее.