Она сидела в своей комнате, будто ничего не случилось. Но не могла ведь она не слышать? Господи! Не могла! Этот шум за стенами был невыносим! Он терзал меня днем и ночью!
Этинселль, как всегда это делала, вскочила с подоконника, на котором привыкла сидеть в мое отсутствие. Подбежала ко мне. Порывисто обняла мою шею, прижавшись ко мне бедрами, руками, ногами. И стала быстро целовать мое лицо – чтобы дотянуться до него, ей приходилось стоять на носочках.
Я отстранил ее от себя. И заглянул в ее глаза цвета Вертийского моря.
- Кто ты? – спросил вдруг я, не понимая, что то же я спрашивал в домике в лесу, но тогда мне не нужны были ее ответы, а теперь я нуждался в них, будто в воздухе. – Как ты здесь оказалась? Отвечай!
Она молчала. Она была немая. Как могла она говорить? Этинселль лишь улыбалась и прижималась губами к моим губам, словно желая заставить меня замолчать.
- Люди говорят… - снова и снова шептал я, размыкая уста, прекращая ее поцелуи, - это ты утопила «Сирену»… Ты ведь русалка… ты не терпела второй «Сирены» в Вертийском море… Зачем ты оставила меня, если забрала их всех? Ответь, Этинселль, ответь!
Она снова молчала. Она смотрела на меня так, будто вынимала из меня душу. И снова тянулась за поцелуями. Но я отпрянул. Я оттолкнул ее. Я воскликнул:
- Оправдывайся! Черт тебя подери, оправдывайся! Скажи хоть слово!
Но только слезы лились теперь по ее щекам, а на губах играла улыбка. В улыбке было много горечи. Она словно не верила тому, что слышала. Потом она медленно подошла к окну. Плечи ее тряслись от рыданий. Рыданий беззвучных. Она была немая. Всем известно – русалки поют только в воде. На суше они и говорить-то не могут.
В тот день ее забрали стражи епископа и заточили в темницу.
К утру следующего дня в темнице ее уже не было. И никто не знал, как она исчезла – выйти оттуда было нельзя.
«Я же говорил! Сам дьявол вывел ее оттуда, клянусь! Ну да мы изловим ее!» - сотрясал кулаками епископ.
Потом еще долгие месяцы, бросая в море сети, рыбаки все ждали, что сама русалка, бывшая любовница принца, попадется в них. И дадут им большое вознаграждение, да и будет чем похвастаться за кружкой доброго вина в тавернах Роша.
Шло время, и я стал забывать ее. Моя память постепенно покрывалась слоем пыли. Но это и к лучшему. Потому что в сердце и душе все еще оставалась рана, которая не желала затягиваться. Она пылала огнем, гнила, разносила заражение по всему телу. Видимо, заражение отравило и память. Потому что потом я уже делал вид, что удивляюсь, как это русалка заманила меня в свои чары? Я не помнил объятий, не помнил поцелуев, не помнил наших жарких ночей. Все, что я помнил, это ее глаза – холодные, зеленые, будто Вертийское море. И в этих глазах играли искорки от фонаря, что она сжимала в руках, когда нашла меня. Каждую ночь я видел их во сне.
Через два года я снова стоял на Большой земле и смотрел на новый корабль, построенный мной по моим чертежам. Имя этому кораблю я дал сам. Его звали «Мананнан» - как бога моря у народов Севера. Этот корабль был красив и величественен. Второго такого нигде на воде не существовало. Рука об руку со мной стояла моя невеста, Фуар, дочь народов Севера. Она была прекрасна, и второй такой на земле быть не могло. Я любил ее. И ждал того дня и часа, когда назову своей женой. Потому что так было правильно, потому что согревать мою постель без венчания эта женщина никогда не стала бы. А я отчаянно нуждался в том, чтобы меня отогрели, потому что теперь мне казалось, что я отлит изо льда. И мысль эта странная терзала меня день ото дня все сильнее.
Мы плыли на «Мананнане» домой, в Рошделамер. Нас встречали тушем, который играл оркестр в порту. Потом Фуар облачилась в белоснежные одежды и епископ венчал нас в соборе, построенном когда-то давно на вершине скалы – выше королевского замка, выше всего на земле, как то положено божественному.
На ночь мы поднялись на борт моего корабля, чтобы продолжить пиршество там. Видеть с моря остров Рошделамер было прекрасно – на горел огнями всех возможных цветов. Он был убран пышными букетами. Он извергался в небо яркими красками фейерверков и звучал музыкой, написанной в честь нашей свадьбы. Вино лилось рекой. Море превратилось в россыпь чудесных звезд. Улыбка сверкала на прекрасных губах Фуар. И я целовал эти губы, впервые чувствуя счастье за эти долгие месяцы одиночества.
Потом мы остались одни. В каюте капитана. Здесь пахло розами и шоколадом. Шелковые простыни были усыпаны лепестками. И в этой белоснежной сияющей пене утопала женщина, ставшая моей женой. Это с первого дня была борьба. Борьба, чтобы завоевать ее любовь, борьба, чтобы получить право назвать ее невестой, борьба, чтобы убедить ее жить в Рошделамере. Теперь местом борьбы стало наше ложе. Никогда и никого не нужно было укрощать так, как ее. Ни море, ни шторм, ни ветер, ни людей вокруг, ни себя самого.