Губы пахли ламбруско.
…что случится, если я откажу Александру? Если завтра утром категорично потребую, чтобы он прекратил? Наверное, ничего. Райдер порядочный человек, он просто дернет щекой, усмехнется, кивнет, и все станет таким же, как два дня назад, до злосчастного поцелуя. Мы будем гулять вокруг дома, вместе обедать, играть в шахматы после ужина, и ровно в десять расходиться по комнатам. Вот только что-то подсказывало, что Райдер больше не станет греть мои руки под свитером, если я снова забуду перчатки. И подшучивать, пожалуй, тоже. Летом маг переведет меня в Эденбург, где я попытаюсь найти Мэри, а если не выйдет, или если она предпочтет забыть обо мне, поступлю на службу. Я смогу. Накоплю денег, может, выйду замуж — пусть даже за вдовца. У меня снова будут дом и сад с тускани и гиацинтами…
Наверное, так будет правильно, — будто наяву увидела я одобрительную улыбку тети. — Уж точно правильнее, чем тайком от миссис Ллойд вместе с магом жарить ночью каштаны…
В носу защипало. Мечта, благодаря которой я выжила в Уайтчепеле, вдруг потеряла краски, и стало больно — будто я откромсала ножом что-то очень важное.
— Он хороший, добрый! — прошептала я, оправдываясь перед памятью мамы и тети.
Умный, заботливый! Обезображен, но это неважно! Александр очень сильный, я вижу, чувствую это в развороте его плеч, в спокойной уверенности и привычке командовать, но эта сила не подавляет, наоборот, благодаря ему, я могу позволить себе быть собой — мисс Этансель Хорн, а не Тинкой или Стриженой.
Мне нравится проводить с ним вечера, шутить и смеяться! Разыгрывать миссис Ллойд, совершать набеги на кухню, а потом прятаться за его спиной от размахивающей длинной ложкой валлийки! Александр веселый и безумно обаятельный, с ним легко и не страшно, я не хочу его отталкивать! Неужели поцелуи — это так дурно? Просто поцелуи, и все, Райдер не требует большего! Он вообще ничего не требует…
А дальше будет лето, Эденбург и Мэри…
— Доброе утро, Искра.
— Доброе утро, мистер Райдер. То есть… Александр…
9
Первое письмо Мэри-Агнесс я решилась написать через неделю после Двенадцатой Ночи. Вооружилась бумагой, остро заточенным пером и чернилами и спряталась в спальне. Придвинула кресло к трюмо, расправила чистый лист, непослушными пальцами вывела «Дорогая Мэри!»
… и остановилась, плохо представляя, как объяснить, куда пропала на четыре года.
Раньше мы писали друг другу каждый день. Иногда по странице, чаще по нескольку предложений, а когда конверт разбухал, относили его на почту и брали новый. Точнее, относила Бетси. Мэри, уверена, делала это сама — удержать ее в пансионе не могли ни охрана, ни директриса.
Получив письмо от подруги, я закрывалась в своей комнате и проживала с ней уроки магии и ненавистного чистописания, хихикала над проделками, на которые у меня никогда не хватило бы духу — чего стоила ящерица, телепортированная под лиф миссис Скалли, учительницы каллиграфии и риторики! — и жутко расстраивалась, что не могу точно так же мимоходом упомянуть о прогулке по зеркалам или ночной рыбалке на озере Лох-Несс.
Зато сейчас я могу написать многое, — закусила я кончик пера. — Правда, вряд ли Мэри мне ответит.
Врать отчаянно не хотелось. Но и рассказать ей все означает поставить крест на своей репутации и добром имени родителей.
В конце концов, мои недомолвки никому не причинят вреда…
«Дорогая Мэри!
Пишет тебе Этансель, Этансель Хорн, твоя подруга по детским играм. Я очень долго не слала вестей, но, надеюсь, ты простишь меня, прочитав все написанное на этой чудесной гербовой бумаге. Помнишь, как мы стащили такие же плотные листы из кабинета твоего отца и пустили вниз по реке кораблики с черновиком доклада о состоянии армии в Парламент?..»
Вообще-то, стащила бумаги Мэри, решив, что исчерканные листы никому не нужны, но влетело нам обеим: ей за шалость, мне — за то, что не удержала бестолковку, как называла свою подопечную миссис Пембрук.
«В этот раз бумагу для письма я получила абсолютно легально (кладу руку на сердце и становлюсь на одну ногу), мне разрешил ее взять мистер Райдер, мой наниматель. Он был очень любезен, когда сказал, что именное послание дойдет быстрее, и я надеюсь, это действительно так. (Сейчас ты, наверное, задумалась, о каком нанимателе я говорю. Дай мне минуту, и я тебе все расскажу).
Четыре года назад случилось несчастье…»