В зале раздались аплодисменты – единогласные, но негромкие, словно люди понимали, что какое-либо выражение одобрения бессмысленно и даже может оскорбить исполнительницу, так что хлопали просто для галочки. Хьюго тоже хлопал. Эта девушка очень ему понравилась. Сам принадлежа к чрезвычайно тонко чувствующим людям, он превыше всего остального ценил в людях именно это качество. Именно поэтому он так любил Зои – потому что их души точно были вылеплены из одной и той же квинтэссенции, и рядом с ней даже само слово «любовь» становилось пошлым, грубым и попросту неспособным описать всё, что их объединяло.
Как только хлопки замолкли, в тёмных углах сцены зажглись лампы, осветившие доселе невидимых музыкантов. Через секунду они начали играть ритмичную, мудрёную джазовую композицию, а певица, легко и изящно покачивая бёдрами в такт музыке, запела совершенно иначе – теперь её голос затягивал, возбуждал, соблазнял до неприличия точными переходами на низкие ноты и чуть хрипловатым тембром.
– Вот ты где, – раздалось над самым ухом, и на соседний стул опустился высокий мужчина в чёрном пиджаке поверх однотонной синей футболки. – Я искал тебя внизу.
Это был Эндрю Пинкертон, коллега Хьюго по писательскому ремеслу. Элмер смутно припомнил, что не так давно договаривался с ним о встрече, но им всё никак не удавалось найти пересечение в графиках.
– Слышал предыдущую песню? – вместо приветствия спросил Хью. – Восхитительное исполнение.
– Да, девочка не по годам хороша для певицы.
Эндрю недурно писал, даже по мнению чересчур требовательного Хьюго, но чего его книгам недоставало, так это правдивости. Пинкертон очень преуспел на литературном поприще, если рассматривать писательство как способ зарабатывать деньги. Из-за этого Элмер не мог уважать Эндрю достаточно сильно, чтобы считать конкурентом. Истинные апологеты словесности скорее мирились с работами Пинкертона и отдавали им должное, нежели всерьёз восхищались.
– У неё точно есть Искра, – сказал Хьюго.
Искрой они, в узком кругу, называли то, что способно из простого обладателя таланта сделать великого творца – или сжечь его заживо. В этом смысле Хью очень сожалел, что видит обладательницу Искры во сне, а не наяву.
– Может и так, – Эндрю пожал плечами. – Но сомневаюсь.
– Это потому что у тебя её нет.
– Кто это сказал? Ты?
– Все, кто в состоянии отличить красивый текст от текста одушевлённого.
– Те нудные брюзги? Тоже мне авторитеты.
– Для тебя вообще никто, не пахнущий деньгами, не авторитет.
– Точно. А разве это неправильно?
Такие пикировки случались между ними постоянно и никогда велись всерьёз. Несмотря на некоторую поверхностность, Эндрю был человеком неглупым. Он прекрасно понимал, что занял свою нишу и засел в ней прочно, поэтому ни обвинения в бесталанности, ни разгромные критические статьи его нисколько не задевали. Эндрю писал по полтора-два романа в год, и каждый из них пользовался большим успехом, в отличие от некоторых шедевров именитых мэтров драматургии.
– Ты, небось, считаешь, что у тебя-то Искра есть, – усмехнулся Пинкертон, не дождавшись ответа на предыдущую реплику.
– Не мне об этом говорить, – с улыбкой ответил Хьюго и поправил очки.
– Конечно! Тогда с чего бы тебе говорить о чужих Искрах? Или упрекать успешных людей в том, что они зарабатывают больше тебя?
– Может, я тебе втайне завидую, – Хьюго на секунду отвлёкся от сцены и посмотрел на собеседника. – Тебе и твоему богатству.
– Ну так в чём проблема? Заработай его.
– Староват я уже для этого.
– Хорошо, тогда так. Давай я куплю все твои книги, вообще всё написанное тобой и буду выпускать под своим именем.
Хьюго покряхтел и сказал, существенно посерьёзнев:
– Эндрю, я ведь пошутил. Не нужны мне деньги. Ни твои, ни чьи-либо ещё.
Очередная песня закончилась. Певица скрылась за кулисой и вернулась с небольшой гитарой, этакой шестиструнной укулеле. Группа поднесла девушке барный стул и дополнительную стойку с микрофоном, чтобы подзвучить инструмент. Брякнув по струнам раз-другой, певица подкрутила колки и заиграла новую песню – очень тихую, на грани с шёпотом, полную чувственного дыхания и тончайших голосовых переливов.
Теперь на девушку в белом платье смотрел не только зал – даже музыканты, наполовину скрытые темнотой, не шевелясь, внимали своей диве и пожирали её обожающими взглядами. Хьюго мысленно согласился с ними. «Даже просто работать с такими людьми – уже огромное удовольствие, они ведь творят настоящие чудеса».