– Нет. Я хочу спросить, где ты меня видел в последний раз?
Менестрель прополоскал горло дешевым винцом и задумался.
– А-а-а…Ну на прошлой неделе, да. Я же говорил. Ты не помнишь?
– Выпил, – соврал Юлиан. – Так что я делал?
– Ну, с барышней сидел, еще пару бронзовичков подкинул мне за выступление. Дамочка с борделя за углом. Ей пива подливал весь вечер, – менестрель пожал плечами. – Ну, постоянно ж разгульных дам водишь сюда или они тебя.
– А часто появляюсь я тут?
– Да вот, бывает. Ну, рядом же живешь.
– Где же я живу? – удивился Юлиан.
– Ты не помнишь, где живешь? – вскинул тонкие и словно выщипанные брови музыкант.
– Иногда я память теряю, говорю же, выпил в тот день и ничего не помню. Так где?
– Ну… Я бы вспомнил, честно, да тоже иногда теряю память. В детстве мамка роняла да братец по ушам хлопал. Пару бронзовичков бы…
Юлиан достал из тугого кошеля три бронзовых сетта и швырнул перед музыкантом. Тот довольно кивнул, хотя и не без обиды за то, что его отогнали от полюбившейся ему деревянной опоры.
– Соседний квартал, восточнее портновского цеха, красно-белое здание в три этажа. Я видел тебя выходящим оттуда иногда. Такое… косое, рядом с четырехэтажным доходным домом.
– Понял, спасибо.
Юлиан покинул таверну и поспешил туда, куда его направил музыкант. Периодически он оглядывался, но никого из людей Иллы так и не увидел, хотя раз уж они тут рыскают, то далеко уйти не могли. И пока побег откладывался из-за истязателя, нужно выяснить, кто же этот Момо, с которым его спутали сразу три человека.
Улочка изогнулась, и вампир попал в соседний квартал с очень узким проходом между домами, где двум встречным, чтобы разминуться, придется притереться друг с другом. Отвратительно пахло испражнениями. Юлиан поморщился от жуткой вони, которая обострилась после ливня. Похоже, это место использовали, как отхожее, из-за близости к главной улице.
Элегиар, как и все великие города, был городом контрастов. Тут соседствовали друг с другом нищие кварталы, где люди жили, как крысы в амбарах, и сверкающие золотом районы аристократии, с садами и сотней прислуги. И именно в Элегиаре этот контраст был столь резок, а улочки Трущоб так узки и гадки, что Юлиан невольно почувствовал томление по простору особняка в Ноэле.
Как тот, кто вырос в деревне посреди величественных и старых сосен, меж рек и лугов с цветами, Юлиан всей душой ненавидел тесноту больших городов. Да, его очаровывали праздничные и широкие мостовые, но стоило свернуть в сторону – и ему хотелось убежать, уйти от этих сдавливающих клеток. Он вспомнил вечера под сенью сосен в Ноэле, вспомнил пение цикад и благоухание голубых олеандров – и вздохнул. Юлиану этого не хватало, но возвращаться в Ноэль к матушке – бессмысленно, ибо она явно была замешана во всем, что сейчас происходило.
Наконец, он нашел, что искал. Доходный дом с посеревшим и старым камнем, окрашенный в белое и красное, находился практически в тупике.
Дверь доходного дома была заперта на ключ, а окна первого этажа заколочены. Тогда Юлиан заглянул во двор, где на скудном пятачке с обрушенным колодцем висели на веревке чьи-то подштанники с латками. Но и там входа не обнаружилось, потому что вдобавок к окнам хозяева наглухо закрыли досками и дверь. Задрав голову, он увидел, что на чердаке приоткрыты ставни, но туда никак не допрыгнуть. Разве что по крыше, но еще светло, могут увидеть.
Может менестрель ошибся? Но почему тогда и тот работяга узнал в нем кого-то, с кем уже якобы обедал? Как и та молоденькая девушка.
Кто такой этот Момо?
Морщась от смрада нечистот, Юлиан отошел дальше, но так, чтобы не упускать из виду входную дверь. Улочка вообще была глухой и малопроходимой, лишь пару раз сюда заглянули несколько горожан, которые сняли шаровары у стены, сделали свои дела и исчезли. Либо заметили стоящего незнакомца, выругались и ушли на другую улочку.
Ждать пришлось недолго. Спустя час, когда сумерки легли прохладой на Элегиар, а солнце закатилось за высокие зубчатые стены, послышался скрип. Юлиан спрятался за угол. Покосившаяся дверь красно-белого доходного дома отворилась. На улицу ступила очень высокая фигура, однако все же ростом пониже Юлиана.
На голову незнакомца был накинут глубокий капюшон. Кто скрывался под ним – невозможно было разобрать. Но одеяние указывало, что это кто-то из бедных ремесленников: простенькие шаровары и многократно залатанный и старый плащ, – выглядело очень неказисто. Раздался звук «Апчхи»; мужчина утер нос рукавом и пошел по узкому проулочку на выход. Юлиан последовал за ним.