И Юлиан лукаво улыбнулся, ибо его стал забавлять этот недотепа. Не так он себе представлял грозных и опасных мимиков. По крайней мере этот точно из другой породы. Однако же мимик воспринял шутку всерьез и едва ли не подскочил с кресла.
– Нет! Ради Прафиала, нет! Умоляю! – вскричал перепуганно он. – Они меня заклеймят!
– Так и следует же.
– Нет! Пожалуйста, вот, возьмите все мои заработанные деньги, – мимик подскочил, достал из широких для него шаровар монетки, что дали ему женщины. – Еще лепешки есть, хотите?
– Ты что же это… – рыкнул Юлиан. – Даешь мне то, что получил за мой облик?
– Ну я же работал, старался, – промямлил Момо. – Не выдавайте меня, пожалуйста. Я клянусь вам, что больше не буду ходить в вашем виде. Вот как есть, тьфу, забуду о нем! Я же только баловался этим обличьем. Так-то я честный трудяга, я жить хочу! Всю жизнь так, почтенный, работаю то на складах, то портным, как придется. Не хочу я к демонологам!
В дверь постучали. Юлиан настороженно вслушался и жестом приказал Момо открыть ее. Тот подошел, но отворять не стал, а лишь тихонько, самым нейтральным голосом, спросил.
– Кто там?
– Сосед! Открывай дверь, Момо! Ты мне еще вчера обещал отдать долг в двадцать три бронзовых сетта!
Момо вздохнул.
– Почтенный Дорлионо, мне завтра отдадут деньги за заказ, и я вам все верну!
Он так и не открыл дверь, только припал к ней и проверил, закрыта ли она на засов. Сосед на это поворчал, но ломиться не стал и ушел вниз.
Пока мимик налегал на дверь и вслушивался, дабы удостовериться, что разборок не будет, ибо Дорлионо слыл знатным драчуном, Юлиан разглядывал его уже с некоторой жалостью. Вынужден, значит, скрываться в Трущобах, чтобы не попасться демонологам. Живет от заказа к заказу. Недотепа, пусть и с задатками хитреца, но не злостный мошенник, размышлял он. По уму нужно было сдать это недоразумение чародеям, но в глубине души он пожалел этого нищего оборотня.
– Черт с тобой… – выдохнул он, прекратив глумиться над беднягой касаемо клеймения. – Узнаю, что тебя где-то видели в моем обличье – найду и накажу. Ясно?
Момо оторвался от двери и счастливо закивал пышной шевелюрой.
– Спасибо вам. Вы такой замечательный! Клянусь, больше не буду использовать ваш облик! Я ж думал, что вы уехали из города!
Юлиан в пренебрежении махнул рукой и покинул убогую комнатку. И хотя червь сомнения точил его душу, но налицо было одно большое доказательство безобидности мимика – его нищета. Будь его логово не таким бедным, вампир скорее всего бы сдал его демонологам, но жалость, которую он годами из себя пытался вытравить, взяла вверх. Тем более, в тот момент его больше всего волновал поиск предателя во дворце, чем несчастный подражатель чужим обликам, а потому он не намеревался задерживаться в Элегиаре дольше положенного и искренность обещаний его мало волновали.
Юлиан вышел на улицу как раз в тот момент, когда зазвенели первые колокола «тишины» – ранней весной их звон, приравненный к увеличению дня, случался еще ночью из-за возросшей городской активности. Над Элегиаром уже раскинулось черное полотно неба, усеянное звездами. Луна стояла высоко, как пастырь среди овец, а прохладный ветер гулял по сжатым улочкам, разгоняясь. Смрад улиц ненадолго развеялся, и горожане, которые жили выше второго этажа, приоткрыли ставни.
Юлиан покинул Трущобы, где было опасно находиться после заката, и перешел в район, прозванный «Колодцами» за близость к усыпавшим площадь колодцам. Там он вышел на мостовую, которая носила имя Морнелия Основателя. Эта улица вилась широкой лентой: меж борделей, завлекающих вывесками и сочными девками на балконах, меж фонарей с сильфами, вверх – ко входу в Золотой город. И он стал подниматься по холму вверх.
Где-то сзади раздался крик:
– Разойдись!
Юлиан оглянулся, как и оглянулась толпа на мостовой, которая спешила по домам из-за первого звона. К воротам шествовала пышная процессия из более чем двух десятков рабов, тридцати человек верховой охраны и одного большого паланкина. Расшитые черным бархатом и золотом носилки возлежали на спинах дюжины краснолицых юронзиев, а авангард сопровождения басовито кричал, продавливая народ во тьме. Впереди всей этой толпы бежали мальчики-рабы с шестами, на которых качались фонари.
Чтобы пропустить богатых господ, Юлиан прижался к стене закрытой лавки с овощами, когда мимо него мелькнули лоснящиеся бока лошадей. Звучно цокали по мостовой копыта. Под луной засияли наконечники алебард.
Короб паланкина, изготовленный из красного сандалового дерева и еще пахнущий им, пронесли мимо. Его плотная черная шторка колыхнулась, и оттуда вдруг посмотрели карие глаза из-под золотой маски.