Выбрать главу

— Рану видно?

— Почти не видно, — ответил Бергер. — Во всяком случае эсэсовцы вряд ли что-нибудь заметят. Это был задний зуб, второй с конца. Челюсть уже не разжать.

Они положили труп Ломана перед бараком. Утренняя поверка закончилась. Они ждали машину, забиравшую трупы.

Агасфер стоял рядом с 509-м. Губы его шевелились.

— Ему каддиш[3]не поможет, старик, — сказал 509-й. — Он был протестант.

Но и не повредит, — ответил тот невозмутимо и снова забормотал.

Появился Бухер. Потом пришел Карел, мальчишка из Чехословакии. Ноги его были тоньше палок, а голова казалась непомерно большой для крохотного, величиной с кулак, личика. Он с трудом держался на ногах.

— Иди обратно, Карел, — сказал ему 509-й. — Здесь холодно.

Мальчуган помотал головой и подошел еще ближе. 509-й знал, почему он не уходил. Ломан иногда отдавал ему часть своего хлеба. А сегодня были похороны Ломана — без скорбного шествия за гробом, без кладбища, без траурно-горьковатого запаха цветов и венков, без слез и молитв. Они просто стояли и молча, с сухими глазами, смотрели на неподвижное тело, освещенное скудными лучами раннего солнца.

— Машина идет, — сказал Бергер.

Раньше в лагере была только «похоронная» команда. Но поскольку трупов становилось все больше и больше, пришлось завести лошадь с телегой, а когда лошадь издохла, ее заменил старый, давно отслуживший свое, приземистый грузовик с высокими бортами — в таких кузовах с обрешеткой обычно перевозят забитый скот. Грузовик этот тащился от барака к бараку, собирая трупы.

— А похоронная команда?

— Никого.

— Значит, нам придется грузить его самим. Позовите Вестхофа и Майера.

— Башмаки!.. — встрепенулся вдруг Лебенталь.

— Да, но у него должно быть что-нибудь на ногах. У нас есть что-нибудь подходящее?

— В бараке еще валяется какая-то рвань от Бухсбаума. Я принесу.

— Загородите меня! — приказал 509-й. — Быстро! Смотрите, чтобы никто не видел.

Он присел на корточки рядом с телом Ломана. Остальные встали так, чтобы его не могли видеть ни из грузовика, который остановился у барака 17, ни часовые на ближайших вышках. Он без труда снял туфли с ног Ломана: они были ему велики; высохшие ступни состояли из одних костей, обтянутых кожей.

— Ну где другая пара? Быстрей, Лео!

Лебенталь вышел из барака. Рваные башмаки он спрятал под курткой. Подойдя к 509-му, он незаметно уронил их ему под ноги. Тот сунул ему в руки другие. Лебенталь запихнул их под куртку, справа и слева, и, зажав их под мышками, направился обратно в барак. 509-й надел Ломану рваные ботинки Бухсбаума и с трудом поднялся. Машина стояла уже у барака 18.

— Кто там за рулем?

— Сам капо. Штрошнайдер.

Лебенталь вернулся обратно.

— Как же мы могли это забыть! — сказал он 509-му. — Подметки еще хорошие.

— Продать их можно?

— Можно обменять.

— Хорошо.

Подъехал грузовик. Тело Ломана лежало на солнце. Рот был приоткрыт и скошен набок. Один глаз поблескивал, как роговая пуговица. Никто не произносил ни звука. Все молча смотрели на него. Он был уже бесконечно далек от них.

Секции Б и В между тем уже погрузили свои трупы.

— Ну что встали? — закричал Штрошнайдер. — Священника ждете? А ну-ка, быстро этих вонючек наверх!

— Пошли, — сказал Бергер.

В секции Г в это утро было всего четыре трупа. Для трех в кузове еще нашлось место. Больше грузить было некуда. Ветераны не знали, куда им положить Ломана. Грузовик был битком набит уже закоченевшими трупами.

— Наверх! Бросайте наверх! — кричал Штрошнайдер. — Или мне помочь вам?.. Живо двое наверх, ленивые свиньи! Это единственное, что от вас еще требуется — подыхать и грузить!

Им не под силу было поднять Ломана снизу на самый верх.

— Бухер! Вестхоф! — скомандовал 509-й. — Давайте!

Они снова положили труп на землю. Лебенталь, 509-й, Агасфер и Бергер помогли Бухеру и Вестхофу вскарабкаться на машину. Бухер был уже почти на самом верху, как вдруг оступился и закачался. В поисках опоры он ухватился за один из трупов. Как назло, именно этот труп еще не успел застыть и сполз вслед за ним на землю. Это было невероятно жалкое и унизительное зрелище: тело так покорно и легко соскользнуло вниз, словно это был не человек, а всего-навсего мягкая тряпичная кукла.

вернуться

3

еврейская заупокойная молитва.