— Другие где? Скорей же, Лео!
— Сейчас.
Лебенталь уже вышел из барака. Драную пару он нес под робой. Протиснувшись в кружок, он как бы невзначай встал над пятьсот девятым и выронил башмаки. Пятьсот девятый тут же сунул ему другие, Лебенталь прикрыл их полами куртки, утолкал понадежнее под мышку и отправился обратно в барак. Пятьсот девятый натянул Ломану на ноги рваные башмаки Бухсбаума и, пошатнувшись, встал. Грузовик уже остановился перед восемнадцатым бараком.
— Кто за рулем?
— Да сам начальник. Штрошнайдер.
Лебенталь возвратился из барака.
— И как это мы могли позабыть! — укоризненно бросил он пятьсот девятому. — Подошвы еще почти новые.
— Продать сможем?
— Обменять.
— И то хорошо.
Грузовик подъезжал все ближе. Ломан лежал на солнце. Рот был приоткрыт и слегка перекошен, один глаз тускло выглядывал из-под века, как желтая роговая пуговица. Никто ничего не говорил. Все только смотрели на Ломана. А он был уже далеко, бесконечно далеко.
Мертвецов из секций «Б» и «В» уже погрузили.
— Шевелись! — орал Штрошнайдер. — Ждете, когда вам проповедь прочтут? А ну, забрасывайте ваших жмуриков.
— Пошли, — сказал Бергер.
В их секции «Г» было этим утром только четыре трупа. Для первых троих место еще нашлось. Но сейчас все было забито. Ветераны не знали, как погрузить Ломана. Трупы лежали плотными штабелями до самого верха. Большинство уже застыли.
— Наверх забрасывай! — надрывался Штрошнайдер. — Или, может, вас поторопить? Пусть двое-трое наверх залезут, у-у, тунеядцы поганые! У вас тут одна работа — подыхать да грузить, так вы и с той не справляетесь!
Погрузить Ломана снизу не было никакой возможности.
— Бухер! Вестхоф! — приказал пятьсот девятый. — Лезьте!
Они снова положили тело на землю. Лебенталь, пятьсот девятый, Агасфер и Бергер помогли Бухеру и Вестхофу забраться в кузов. Бухер был уже почти наверху, но оскользнулся и потерял равновесие. В поисках опоры он ухватился за что попало, но труп, за который он пытался удержаться, еще не застыл и медленно пополз вместе с Бухером вниз. Было что-то ужасное и одновременно кощунственное в этом медленном, безвольном сползании на землю мертвого тела, безразличного ко всему и необычайно податливого.
— Какого черта! — взревел Штрошнайдер. — Это еще что за свинство!
— Скорее, Бухер! — шепнул Бергер. — Давай еще раз.
Пыхтя, они снова подсадили Бухера. На сей раз ему удалось удержаться.
— Сперва эту, — командовал пятьсот девятый, кивнув на упавшее тело. — Она еще мягкая. Ее легче затолкать.
Это было тело женщины. Она оказалась тяжелей, чем обычные лагерные покойники. У нее даже губы были. Она умерла, а не околела с голоду. У нее были настоящие груди, а не пустые мешки кожи. Нет, она не из женского отделения, что граничило с Малым лагерем. Видимо, она из обменного лагеря для евреев, ждавших выезда в Латинскую Америку. Там разрешалось даже жить семьями.
Штрошнайдер вылез из кабины и посмотрел на женщину.
— Что, может, позабавиться решили, у-у, козлы!
Весьма довольный своей шуткой, он расхохотался. Как надзиратель трупоуборочной команды, он вовсе не обязан был сам водить грузовик, но он это делал, потому что любил ездить. Раньше он был шофером, и теперь садился за руль при любой возможности. Кстати, когда он был за рулем, у него и настроение поднималось.
Ввосьмером они наконец-то снова взгромоздили мягкий труп в кузов. Они так изнемогли, что дрожали от усталости. Потом, не обращая внимания на Штрошнайдера, который жевал табак и сплевывал на них буроватую липкую жижу, подняли Ломана. После женщины он показался почти невесомым.
— Закрепите его, — шептал Бергер. — Руку ему куда-нибудь просуньте.
Им удалось просунуть руку Ломана в ячейку дощатой обрешетки. Конечно, рука теперь неуклюже торчала из кузова, зато тело было надежно закреплено.
— Готово, — сказал Бухер и рухнул вниз.
— Ну что, пугала огородные, управились?
Штрошнайдер рассмеялся. Десять дергающихся скелетов напомнили ему огородные пугала, которые тащат одиннадцатое, застывшее.
— Ах вы, пугала, — повторил он и посмотрел на ветеранов. Никто из них не смеялся. Они только молча пыхтели, уставившись на задний борт грузовика, откуда торчали ноги мертвецов. Много ног. Была среди них и пара детских, в грязных белых ботиночках.
— Ну, — сказал Штрошнайдер, забираясь в кабину, — кто из вас, тифозников вонючих, следующим будет?