— Совершенно верно. Поэтому я и предпочел бы, чтобы о моем визите и дальнейших действиях никто не узнал.
— Будьте уверены: если кто-нибудь из Сыновей Ноя окажется настолько глуп, чтобы появиться на Вудларке, он вряд ли проживет достаточно долго, чтобы пожалеть об этом… или успеть расспросить о вас.
— К сожалению, есть и другие способы получения информации, — заметил я. — Например, проблема моей оплаты вам. Электронные данные крайне уязвимы для незаконного проникновения.
— К сожалению, это верно. Тогда, как же вы собираетесь рассчитываться?
— Швейцарскими франками со своего счета в Швейцарском банке.
— Да, разумный человек всегда предпочитает швейцарские франки, — его темные глаза заблестели. — Смею предположить: такому предусмотрительному джентльмену, как вам, известно, что недавно швейцарские власти восстановили смертную казнь по семнадцати различным преступлениям, касающимся разглашения данных о финансовых операциях. Поэтому, никаких утечек сведений из Швейцарского банка не будет.
— Может, и нет. А в Кулумадау?
Хозяин агентства по найму пузырей отличался орлиным профилем человека, чьи предки, скорее всего, были полуголодными горцами или самыми настоящими разбойниками, обитающими в Атласских горах. Он уставился на меня немигающим взглядом.
— Конечно, это неправильно, но разве жизнь — не водоворот всяческих неправильностей? Я тоже человек предусмотрительный, поэтому тоже держу счет в Швейцарском банке. Это упрощает дело: мы просто переведем деньги со счета на счет. Так что вопрос закрыт. Никакой информации о том, что вы арендовали у меня пузырь, просто не будет.
Я с искренней благодарностью кивнул.
— Страшно рад, что добрые люди направили меня в Кулумадау.
— Рад был помочь вам. Возможно, когда-нибудь за стаканчиком доброго винца вы расскажете мне… о своих разногласиях с преступниками-религиозниками.
— По возвращении сочту это за честь.
Хотя снаружи «шкода» и казалась здорово обшарпанной, оказавшись в воздухе, она легко развила скорость в 325 миль в час. Поэтому я вернулся в условленное место рядом с Большим Медвежьим озером за три с половиной часа до того момента, когда мне предстояло лишиться головы. Навстречу из темного леса поднялась небольшая черная шлюпка.
— Мы рады, что ты вернулся, — послышался голос Поплавка.
— А я-то уж как рад! Только давайте побыстрее снимем с моей шеи эту вашу портативную гильотину и отправимся за Эрикой. Вот кого я буду рад видеть больше всего.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 14. Поплавок дает мне прозвище
— Я тоже отправляюсь с вами, — заявило Яйцо.
— И я, — пробасил Поплавок. — А то уже 40 000 лет не видел живого деревца, не дышал свежим воздухом. Как и все мы. По-моему, это достаточно долго.
— Может, с тех пор, как ты в последний раз видел дерево, и прошло сорок тысяч лет, но только абсолютных, — возразил Невидимка. — По бортовому исчислению, прошло всего лишь шестнадцать… с начала нашей экспедиции.
— Кончайте вцепляться друг другу в волосы, — прервал их спор переводчик голосом Поплавка. Шутка получилась довольно удачной, поскольку ни у кого из троих не росло ни волосинки. — Я вот точно приму участие в этой… миссии.
— И я тоже, — повторило Яйцо.
— Это чересчур опасно, — возразил Невидимка. — Один из нас должен постоянно находиться здесь, в корабле.
— Превосходно. Вот ты и оставайся.
Невидимка сердито отвернулся от своих товарищей, в его теле бушевала миниатюрная гроза. Его эмоции всегда легко опознавались с первого взгляда. Вот только интересно, подумал я, где же среди его внутренних органов расположена эта миниатюрная электростанция, и как она устроена? С каким удовольствиям я бы ткнул старого Шема носом в Невидимку и угостил несколькими тысячами вольт…
Мы, все четверо, находились в самом большом помещении корабля пришельцев, хотя на самом деле оно не выглядело таким уж большим. Кто расхаживал взад и вперед, кто сидел, кто висел или плавал в воздухе. Почти круглое помещение под изогнутым потолком, постоянно переливавшемся разными цветами. Их значения я не понимал. Вся окружающая обстановка: формы, цвета, освещение — ощущалась чуждой, но ее создавали для существ, напоминающих людей, а не для поплавков или яиц. Для себя я назвал это помещение без окон, в самом центре корабля, гостиной. Переводчик упрямо предпочитал именовать его вместилищем гармонической коллективности, поэтому я, наконец, решил, что, видимо, не способен оценить какого-то ключевого элемента его истинного назначения.