Прошел год, прежде чем Еа начала понимать значение этих слов.
Минуло еще пять лет. Изможденная, непропорционально сложенная девчушка превратилась в женщину. Очаровательную женщину. Научилась в совершенстве говорить и еще лучше готовить. Прочитала все книги Хабила. Узнала историю крысства и человечества. Еа стала умна и любима.
— Еа, скажи… ты была его женой? Скажи, я прошу, — Шестерка допытывался все настойчивее.
— Он был для меня всем. Только с детьми у нас не вышло. Успокойся и на этом.
Но Шестерка не успокаивался. Еа, чтобы задобрить, чмокнула его в щеку и продолжила рассказ.
Порой Хабил становился печальным, на расспросы о причине меланхолии, он отвечал:
— Ты должна продолжить мое дело. А это крайне опасно.
— Продолжить, но как? — допытывалась Еа.
— Придется отправиться к маленьким человечкам, научить их тому, что ты умеешь. Крысы переменят свою политику, когда обнаружат, что люди могут быть равноправными партнерами.
Последний год их совместной жизни Хабил болел и очень постарел. И все же в периоды бодрости экзаменовал Еа в приобретенных знаниях, давал советы… Однажды, когда уже не мог встать с подстилки, он попросил девушку, чтобы та помогла ему выбраться из шалаша.
— Я хочу увидеть заходящее солнце!
Впервые Хабил встал лицом к лицу к пурпурному диску. И бормотал слова, совершенно непонятные для Еа. В них шла речь о предназначении, об иной жизни. Странно звучало это в устах крысы-рационалиста. Потом он потерял равновесие и умер прежде, чем сгустилась темнота. Его седая косматая лапка указывала направление — на север!
Еа похоронила Хабила возле шалаша, а потом отправилась в путь, как он велел.
Пять дней молодая женщина шла по пустыне и добралась до зеленых холмов, на этот раз тихих и непривычно пустых. Только через четыре дня на берегу ручья она отыскала отпечаток маленькой человеческой ноги и направилась в сторону болот… К тому времени припасы закончились. Начал мучить голод. Поэтому золотистый плод, замеченный в зелени, показался подарком судьбы. Словно по забывчивости он сохранился на дереве, хотя дело шло к осени. Еа протянула руку…
Тр-р-рах! Петля захватила ее поперек туловища и подняла над землей. Так она оказалась в неволе.
Шестерка слушал рассказ с раскрасневшимися щеками. Из соседних клеток повысовывались другие хомы, удивленные, потрясенные. Обитатель клетки номер девять разволновался до такой степени, что вместо кнопки с изображением банана надавил другую — с символом «Душ».
Тем временем этажом выше Проф делился своими опасениями с Ассисом.
— Мы ведем опасную игру. Любого из нас рано или поздно может ждать судьба основателя Лаборы.
— Я вообще не знаком с этой историей.
— Не слышал о Хабиле?! Этот дом, виварий — все это его рук дело. Сам он, однако, за попытку обучения хомов заплатил немалую цену. Отправился в изгнание. Уверен, он давно уже мертв.
Разговор прервал Инспект, который вошел, держа запечатанный пакет. Крыс прямо дрожал от любопытства.
— Какое-то иногороднее письмо Профу.
Проф сломал печати и встал так, чтобы никто не мог заглянуть ему через плечо.
— Ах, это от Археола, — вздохнул он. — Бедный старикан. Жалуется, что раскопки не дали никаких результатов.
На морде Инспекта отразилось разочарование. Но стоило ему выйти, как Проф потер лапки и взволнованно прошептал Ассису:
— Собирайся, сегодня ночью выезжаем. Кто знает, не ждет ли нас небывалое открытие!
— Это значит?..
— Увидишь на месте.
Психоз замораживания начался уже под конец XX века. Быстрое развитие науки указывало, что уже вскоре человечество откроет способы борьбы даже с самыми опасными заболеваниями. Много неизлечимо больных предавались отчаянию, что преждевременно родились. Ведь через какие-то пятьдесят лет может появиться реальная возможность их исцеления.
Губернаторы начали расти, как грибы после дождя, их клиентура исчислялась сотнями. Две тысячи лет спустя время от времени обнаруживали бункеры с людьми двадцатого века, однако существовал категорический приказ безжалостно их уничтожать. Поведение крыс обуславливалось двумя причинами — страхом перед инфекциями, которые могли сохраниться в замороженных телах, но гораздо более возможностью столкновения с нормальными, разумными людьми. Скольким теориям и доктринам о превосходстве грызунов грозил бы тогда крах!
Проф, разумеется, придерживался иной точки зрения:
— Только ознакомление с докризисными людьми может разрешить все наши биологические загадки.