За последние несколько лет ситуация стала лучше. Благодаря Джун я чаще могу расслабиться и успокоиться, но все равно никак не могу преодолеть себя. Я понимаю, что это скорее нервный тик, чем вредная привычка, почти что невроз, но я уже привыкла, можно жить и так. Это не особенно беспокоит, ни в чем меня не ограничивает и не мешает жить дальше. Пока я никому не причиняю вреда, делая то, что хорошо для меня, то это, в принципе, не имеет никакого значения. Ну и что, что полотенца в ванной должны, на мой взгляд, висеть в определенном порядке, а специи на кухне обязательно следует расставлять не по алфавиту, а по частоте использования?.. Я страдальчески кривлю рот перед тем, как мысленно рассмеяться, потому что мне нужно снова поговорить с Лукасом.
Боже, пожалуйста, пусть он изучит мою папку.
А еще… это напоминает мне о маме. Она была похожа на меня. Нет, вернее, я похожа на нее в этом вопросе.
Я резко отбрасываю блокнот и ручку, так и не записав ничего полезного, и встаю с дивана, потому что не хочу снова думать об этом тяжелом времени. Я хочу развеяться и отвлечься, поэтому наконец поправляю свечи на столе, чтобы они соответствовали друг другу по размеру и не стояли беспорядочно. Затем я прохожу мимо комода, начинаю тихонько напевать, переставляя декоративные статуэтки и безделушки на нем, затем принимаюсь за полку красного дерева, стоящую у окна. Я вытаскиваю диски с фильмами и книги, чтобы отсортировать их по темам, а также по размеру и внешнему виду. Уборка и наведение порядка, создание системы – вот во что я могу уйти с головой, в чем я могу раствориться. Иногда я даже делаю это подсознательно, и мне это нравится. Это помогает мне быть в хорошем настроении, в гармонии. Вероятно, по этой причине, когда я добираюсь до нижнего ряда полок и сижу перед ними на полу со скрещенными ногами, то не сразу замечаю, что кто-то вошел в комнату.
– Что ты там делаешь? – доносится чей-то незнакомый голос, и, вздрогнув от ужаса, я перестаю листать и бросаю журнал, который спасла из застрявшего положения между стеной и полкой, и поворачиваю голову. На пороге стоит какая-то девушка, дверь за ней открыта. Судя по большому чемодану рядом с ней, это, наверное, соседка Джун. Разве она не должна была вернуться лишь через несколько дней?
– Привет! Сара… правильно? – мягко спрашиваю я с улыбкой, поднимаясь на ноги, чтобы поприветствовать ее.
Но по ее второму взгляду, когда я подхожу к ней ближе, понимаю, что, возможно, она мне не рада. Мои шаги замедляются, и я чувствую себя менее уверенно.
Вытянув руки по швам и смерив меня холодным взглядом, она держится на приличном расстоянии от меня. Что, Джун ничего ей не сказала?
– Прошу прощения, я жду Джун. Меня зовут Энди, – объясняю я, но не протягиваю Саре руку, как собиралась изначально.
Учитывая то, как она выглядит, как поджимает губы и смотрит на меня, как ее скулы выделяются на фоне плотно зачесанных назад и завязанных в косу волос, она, вероятно, в любом случае не ответила бы на этот жест.
Ни улыбки, ни приветствия, ни чего-то типа: «О, ты Энди! Приятно познакомиться». Это заставляет меня нервничать, но еще больше меня это злит. Мне не нравится, когда люди откровенно, даже не поздоровавшись, начинают вести себя невежливо.
Моя недавняя надежда на то, что Джун преувеличила свою неприязнь к Саре и исказила ее описание, незамедлительно рушится – пока что та не вызывает у меня ни малейшей симпатии.
Поскольку она все еще молчит, продолжая сверлить меня взглядом, я начинаю диалог снова:
– Как я уже сказала, я жду Джун.
Мне становится действительно некомфортно. Ладони начинают потеть, и я разминаю пальцы, чтобы хоть чем-то занять себя.
– Я поняла это, – отчетливо произносит она. – Я знаю, кто ты. Джун сказала, что ты приедешь. Я имела в виду – что ты делаешь там, на полке?
Я следую взглядом к полке, туда, где прибиралась последние полчаса, и мгновенно понимаю, о чем идет речь.
– Я смотрела книги, – уклончиво отвечаю я. Это не ложь, но и не вся правда.
– Ты все раскидала, – заявляет она, и тон ее голоса не обещает ничего хорошего.
– Раскидала?! – Она шутит? На полке царил такой же беспорядок, как у Лукаса под кроватью. – Но я…
Мне хочется объяснить ей, почему я это сделала, и убедить, что теперь все можно найти, даже те вещи, о которых они, вероятно, даже не знали. Но я не успеваю ничего сказать, потому что Сара оставляет свой чемодан, подходит ко мне и немедленно прерывает меня:
– Это не твоя полка, Энди, не твои книги, не твои фильмы и… – Она оглядывается по сторонам. – Черт возьми, свечи, вазы и журналы тоже не твои.
Она громко отчитывает меня язвительным и высокомерным тоном, и я слишком озадачена этим, чтобы как-то возразить. Не то чтобы я была особенно сообразительна в подобных ситуациях, но то, как она разговаривает со мной, полностью лишает меня дара речи, несмотря на то, как сильно мне хотелось бы дать ей отпор. Как я уже упоминала, подходящие реплики всегда приходят ко мне гораздо позже – в отличие от Джун, которой всегда есть что ответить сразу, – и в этом я ей крайне завидую.